Воспоминания участника обороны Севастополя М.В. Стеганцева

22 июня 1941 г., когда началась война, я был на границе, в Дунайской военной флотилии, куда прибыл в мае, в районе г. Рени (Измаильская область) и недалеко от г. Галац (Румыния). В 1940 г. я, студент 2‑го курса Астраханского педагогического института, исторического факультета, вместе с четырьмя товарищами настаивал перед военкоматом, чтобы нас досрочно призвали в армию и направили служить на границу, тогда это было очень популярно среди молодежи. Нашим просьбам, наконец, вняли (хотя руководство института и факультета нас отговаривало) и направили в Севастополь, в Севастопольскую школу Черноморского флота. Все мы были в одной Севастопольской морской школе, хотя по разным специальностям, я – по штурманскому делу. Окончили мы эту школу в мае 1941 г.

Поскольку трое из нас окончили с отличием, то получили возможность выбрать службу по своему усмотрению. Нам предложили следующие крейсера: «Красный Крым», «Красный Кавказ», эскадренные миноносцы и лидер «Ташкент». Но мы продолжали твердить, что хотим на границу. Нам говорят, что флот всегда на границе, но мы твердим, что «нет, вот, например, на Дунай», и нас троих направляют в Дунайскую военную флотилию. Дунайская военная флотилия имела пять мониторов (это речные крейсера, бронированные, со спаренными орудийными башнями)^[1]. Кроме мониторов в Дунайской военной флотилии было порядка 30 тральщиков, сторожевые корабли, бронекатера и прочее. Мы прибыли туда, и меня направили на монитор «Жемчужин» командиром группы рулевых. Вот там я и встретил 22 июня 1941 г. 22 июня мы уже вступили в боевые действия.

Румынские корабли должны были прорваться с Верхнего Дуная вниз, для того чтобы захватить наш город Измаил и высадить десант. Перед нашей флотилией была поставлена задача сорвать, задержать, не пропустить эти корабли. Под Галацем 22 июня был сильный бой, мы потопили несколько вражеских кораблей, прорыв был сорван, их флотилия повернула вверх по Дунаю. А нам было приказано не преследовать, пока не переходить нашу границу и главное – не атаковать.

В то время еще шел разговор о том, что, может быть, это провокация, что мы не должны начинать боевые действия первыми. Нам было сказано отвечать огнем только в ответ на боевые действия противника. Ведет батарея или корабль противника огонь – бить по этим огневым точкам; подавили огневые точки – прекращать огонь с нашей стороны и не высаживать десант с целью активных боевых действий. Буквально на следующий день, вернее, уже к концу дня 22 июня мы получили приказ наркома Военно-морского флота^[2] об объявлении нам войны, и теперь можно было действовать по полной программе военного времени: высаживать десанты, забрасывать диверсионные группы и не только отвечать на огонь, но и самим наступать, вести активные боевые действия.

Меня как человека, который в Севастополе отлично владел рацией, включили в группу корректировщиков огня. Корабль ведет огонь, не видя цели, так как она замаскирована, поэтому выбрасывается на берег группа корректировщиков, которые незаметно проникают на тот берег, выбирают самую высокую точку, с которой хорошо видно, и дают по рации команду корабельной артиллерии: «Открыть огонь», а потом корректируют: «Влево, вправо, прибавить, убавить». Вот и я с этой первой группой корректировщиков на второй день войны был выброшен на берег противника. Было высажено пять таких групп с пяти мониторов, имевших крупные орудийные башни артиллерии. Каждый монитор имел своего корректировщика, радиста и четырех матросов-автоматчиков, которые их прикрывали. На второй день военных действий стало известно, что со стороны Румынии готовится переправа противника.

Таким образом, если в первый день войны я, будучи на границе, уже вступил в бой, то на второй – корректировал огонь в группе корректировщиков. Мы подбили несколько танков, разогнали пехоту, подавили две батареи, но противник быстро сообразил, что огонь корректируется кем-то с берега. Они начали прочесывать прибрежную полосу, нас выявили, практически все пять групп. Мы пытались вызывать огонь артиллерии так, чтобы себя обезопасить, но становилось все сложнее и сложнее. Из наших пяти групп уцелели только две. Была дана команда возвращаться к своим. Но как возвращаться? Там же для тебя никто лодок не припас, и потом, если ты в лодке будешь от берега противника отчаливать, тебя расстреляют на ходу. Поэтому моя группа, в которой нас осталось трое, а еще трое погибли при первом обстреле, пробралась к берегу. По Дунаю сплавляется много деревьев, течение там мощное. На стволы деревьев привязали рацию, автоматы, сами в воде, только головы торчат над водой, а затем нам удалось незаметно отплыть от берега все дальше и дальше, прячась за стволами деревьев. Наверное, нас протянуло течением по Дунаю километров пять, но мы все-таки сумели перебраться на другой берег и добраться до своего корабля.

Это было только начало. Наверное, дней 25 шли бои, пока сухопутный фронт не отошел, практически с боями мы прошли весь этот период. Когда сухопутный фронт отошел, флотилии стало опасно там оставаться, потому что и правый, и левый берег были у противника: ты посередине реки, тебя будут расстреливать в упор. Была дана команда: «Дунайской военной флотилии перейти к обороне в районе Измаила». Вначале мы еще у Измаила задержались, срывая там переправу, затем с дальнейшим отходом сухопутных войск вышли в Черное море.

Дальше была дана следующая команда: два монитора, в том числе и мой «Жемчужин», должны были в составе Дунайской военной флотилии подняться по Днепру, три монитора были оставлены в Николаеве и Одессе, они участвовали в обороне Одессы. В поход пошли два наших монитора, шесть крейсерских лодок, восемь сторожевиков и тральщиков. Мы стали подниматься по Днепру. В районе Днепропетровска, Запорожья получили команду разделиться на две группы, одной остаться у Запорожья, для того чтобы сорвать переправу, не дать немцам переправиться с правого берега на левый, а другой группе, в которой был я, подняться вверх, до Днепродзержинска.

Там мы держались несколько дней. Немцы пытались навести понтонную переправу, чтобы переправить танки, мы своей артиллерией разбивали эти понтонные мосты и срывали переправу. Они продолжали за нами охотиться, нас бомбили, мы отстреливались. К счастью, там такие берега, что можно было замаскироваться и выстоять. Сколько мы могли, столько там и укрывались, срывали переправы и давали возможность нашим сухопутным войскам подтянуть свои резервы и укрепиться на левом берегу.

Дают нам следующую команду: «Подняться по Днепру дальше». У Знаменки мы расстреляли еще один понтонный мост, но тут нас выявила их воздушная разведка. Монитор «Жемчужин» был сильно поврежден в ходе боя, получив попадание снарядов, потерял ход и вышел из строя. Из 170 человек команды нас выплыло с затонувшего монитора 35 человек, мокренькие, с автоматами; на берегу сгруппировались с теми, кто выплыл с двух разбитых канонерских лодок (это десантные корабли с небольшими, 58 человек, командами). Нас на берегу оказалось более 50 человек; объединившись в одну группу, мы были готовы влиться в армейские части, которые заняли оборону по левому берегу. Но последовала команда: «Моряков всех отправить в Киевский флотский экипаж». Нас погрузили на машины и доставили в Киев.

В Киеве было сформировано два морских батальона. Я попал в первый батальон морского Киевского флотского экипажа. Эти два батальона на фронт не послали. Нас держали в качестве резерва, бросали на подмогу туда, где противник прорывал сухопутный фронт, чтобы закрыть эту брешь. В Киеве наш батальон был брошен в Голосеевский лес^[3], это такой же лес, как у нас Измайловский парк или Сокольники. Немцы там прорвались и практически имели возможность выйти прямо в центр Киева. Наш батальон бросили туда на помощь нашим войскам. Вот в этом Голосеевском лесу я впервые за одну ночь ходил в штыковую атаку три раза. На Дунае, когда шли яростные бои, штыковых атак не было, я либо корректировал огонь, либо со своего монитора стрелял по противнику с расстояния. Конечно, там были и раненые, и убитые, но даже это – все не то. А тут ты лицом к лицу с врагом, притом не на расстоянии выстрела, а на штыковой удар. А еще звук раскалывающихся черепов, как будто сухие сучья трещат под ногами. Но другого выхода не было, потому что там невозможно было стрелять – все перемешались. Где наши солдаты? Где наши матросы? Где противник? И только в штыковом бою ты можешь распознать. Вот там я за одну ночь трижды ходил в штыковую атаку, а потом это повторялось неоднократно. Примерно 20 дней я участвовал в обороне Киева.

Затем пришел приказ Сталина. Во время войны корабли несут большие людские потери. Сухопутного стрелка можно быстро научить, а моряка-специалиста нужно учить как минимум полгода, чтобы из него сделать либо машиниста, либо радиста, либо сигнальщика. И был приказ Сталина отозвать с сухопутных фронтов всех моряков, окончивших морские школы, и вернуть на корабли, потому что в начале войны, когда все рвались на фронт, многие ушли с кораблей добровольцами, тогда это поощрялось, морякам разрешали воевать на сухопутном фронте. Однако команды на кораблях оказались неукомплектованными, что в условиях военного времени оказалось недопустимым.

И у нас, в этих двух батальонах, стали выявлять тех, кто закончил морские школы. Мы, конечно, не хотели уходить с фронта, потому что патриотизм, желание быть в боях непосредственно были превыше всего. В двух батальонах нас выявили порядка 40 человек, которые закончили морские школы: Севастопольскую и Балаклавскую. Из нас сформировали особый отряд моряков, снабдив сухим пайком на две недели, дали к нашим автоматам еще по два запасных диска, добавили к нашим гранатам еще по четыре и сказали: «Вы должны прибыть в Севастополь. Железная дорога уже простреливается, немцы могут где-то выйти и перекрыть все дороги. Вы можете ввязаться в бой, но, участвуя в бою, помните, что вы все равно должны по железной дороге следовать дальше, в Севастополь». На вопрос, можем ли мы присоединиться к нашим сухопутным частям и помочь в обороне, если немцы перекроют все дороги, нам было сказано: «Вы можете участвовать в боях только до тех пор, пока не освободится дорога. Дорога освободилась, обязательно следуйте в Севастополь, не сворачивая». В Севастополь никак нельзя было попасть прямо, так как путь к Перекопу был уже отрезан. Мы пробирались через Харьков, добрались до Мариуполя. Там погрузились на корабль и по Азовскому морю, через Керчь вышли в Черное море, на вторые сутки были в Севастополе.

В Севастополе нас собрали в той же школе, которую мы закончили, и там кадровики стали расписывать нас по кораблям, кого, куда и на какой корабль. Меня записали на лидер «Ташкент» командиром группы рулевых (лидер «Ташкент» – это эскадренный миноносец самой новейшей конструкции в то время). Завтра должны были прийти с кораблей офицеры, чтобы забрать нас на корабли, а сегодня немцы прошли через Перекоп. Их танковые колонны двинулись по всем направлениям: на Керчь, на Феодосию, на Евпаторию, на Ялту, на Севастополь, и практически Крым за три дня был полностью оккупирован немцами, оставался только Севастополь.

В Севастополе базировались наши корабли, в Севастополе находились артиллерийские и торпедные склады, в Севастополе – наша морская база, там же сильнейшая береговая оборона, но все орудийные башни от берега до берега повернуты только в сторону моря, их не развернешь в обратную сторону. Эти орудия не развернуть, вес одного снаряда 350 кг, это же сила^[4]!

Немцы прорвались, танковые колонны идут. В эту ночь последовал следующая команда: «Мобилизовать все, что есть в Севастополе, снять с кораблей процентов 15–20 личного состава, вывести их на местность, дать им задание – копать окопы, зарыться в землю, поддерживать по радио связь с корабельной артиллерией, а немцев в Севастополь не пропустить».

Вокруг Севастополя образовали оборону в виде своеобразной подковы. Эта подкова была от Балаклавы, затем по Сапун-Горе, дальше по Инкерману, Константиновской батарее. Вот такая вот подкова. Я с группой своих товарищей был под Инкерманом. Мы окопались, вырыли окопы, приготовили автоматы, обложились гранатами, наладили связь через рации со своими кораблями. Немцы прекрасно понимали, Севастополь есть Севастополь и его надо взять во что бы то ни стало, взять обязательно. Там одна дорога, через горы не пройдешь, можно только по автостраде. Немцы отправили, наверное, около 300 танков, плюс три егерские горно-стрелковые дивизии, которые должны были с ходу захватить Севастополь^[5]. В нашем распоряжении было не так много: это наша корабельная артиллерия, которая, в конечном счете, все и решила. Как только немцы появлялись в поле нашего зрения, мы тут же передавали координаты для корабельных орудий, которые тут же накрывали своим огнем немецкие танки. Это позволило нам отбить первую атаку. Немцы потеряли десятка четыре танков, потеряли много солдат. Поэтому движение приостановили, а раз приостановили наступление, это позиционная война, уже полегче.

Мы продолжали в своих окопах готовиться к боям, зарываться в землю глубже и отражать атаки егерских горно-стрелковых частей, они подходили к нам на расстояние выстрела автомата, на бросок гранаты. Пришлось там немножко поучаствовать в боях. Мне было в то время 18 лет, физическая закалка приличная, поэтому можно было все это выдержать: и штыковой бой, и выплывание с потопленного корабля, и бомбежку самолетов, и артобстрелы.

Итак, мы сбили первую волну, отразили их наступление, отбили вторую волну. В Севастополе не было сухопутной армии, были моряки, снятые с кораблей, сейчас их называют десантниками и морскими пехотинцами. И вот то, что показывают иногда в кино, как матросы ложились под танки, как отбивали танковые атаки с одними связками гранат, это было на самом деле в начальный период войны. Потому что, как я уже сказал, армии в Севастополе не было, были моряки на сухопутных рубежах. Через месяц Приморская армия Петрова, которая защищала и обороняла Одессу, была из Одессы эвакуирована в Севастополь, и тогда на смену морякам в эти окопы пришла пехота, пришла армия Петрова^[6].
 

9 мая 2000 г., редакция 2022 г.

Семейный архив Стеганцевых. Л. 1–8. Компьютерный набор.

[1] Перед началом Великой Отечественной войны в состав Дунайской военной флотилии входило пять мониторов, построенных на киевском заводе «Ленинская кузница»: «Железняков», «Жемчужин», «Мартынов», «Ростовцев» (проект СБ‑37) и названных в честь моряков – героев Гражданской войны, а также монитор «Ударный» (проект СБ‑12). Численность экипажей (83–86 человек) зависела от установленного на кораблях вооружения, мониторы типа «Железняков» могли принять на борт 200 человек. (См.: Платонов А.В. Энциклопедия советских надводных кораблей. 1941–1945. СПб., 2002. С. 363–372.) «Железняков» оставался в строю до 1958 г. В 1965 г. корабль был восстановлен и 10 июля 1967 г. установлен на бетонном постаменте возле киевской судоверфи как памятник морякам речных флотилий и Черноморского флота СССР.

[2] Наркомом Военно-морского флота СССР с 28 апреля 1939 г. по 25 февраля 1946 г. был Н.Г. Кузнецов (1902–1974).

[3] Голосеевский лес в Киеве – один из самых крупных и старых парков столицы Украины, был заложен в 1631 г. архимандритом Киево-Печерской лавры Петром Могилой. В память о подвиге командиров Красной армии, матросов Днепровской военной флотилии, бойцов Народного ополчения в 1965 г. в Голосеевском парке был установлен памятник Участникам обороны Киева в 1941 г.

[4] По-видимому, здесь М.В. Стеганцева подвела память. Часть батарей береговой обороны Черноморского флота могла вести огонь и по сухопутным подступам к Севастополю. Их мощные артиллерийские залпы, наряду с огнем корабельных орудий сыграли большую роль в отражении и первого, и последующих штурмов Севастополя.

[5] Здесь М.В. Стеганцев повторил в своих воспоминаниях распространенную в советское время версию истории обороны Севастополя. В современной отечественной историографии высказываются более умеренные оценки в отношении как количества танков в 11‑й армии Э. фон Манштейна (в ее составе танковых соединений не имелось), так и участия в штурме города горных соединений вермахта.

[6] Приморская армия была создана 19 июля 1941 г. на базе Приморской группы войск Южного фронта для обороны Одессы; в начале августа организовала оборону на ближних подступах к городу, отразив попытку 4‑й румынской армии взять Одессу с ходу. 19 августа она вошла в состав Одесского оборонительного района и стала именоваться Отдельной Приморской армией. Успешными оборонительными действиями в течение двух месяцев она сковывала под Одессой больше 20 немецких и румынских дивизий. В первой половине октября в связи с угрозой прорыва немецких и румынских войск в Крым Отдельная Приморская армия под командованием генерал-майора Ивана Ефимовича Петрова (1896–1958) оставила Одессу и была эвакуирована по морю в Крым, где сразу же выдвинулась на север полуострова. Однако обстановка в степном Крыму после прорыва немцами Ишуньских позиций сложилась не в пользу советских войск. В сложных условиях они начали отход на Керчь (51‑я армия) и Севастополь (Отдельная Приморская армия). В период первого штурма Севастополя соединения Отдельной Приморской армии успели занять оборону на подступах к городу и вместе с моряками Черноморского флота успешно отразили атаки немецких и румынских войск. Отдельная Приморская армия была основой Севастопольского оборонительного района до самого конца героической обороны города.