Вы здесь
«…Сознательно определил свою профессию…».
Дневник архивиста В.В. Цаплина. 16 июля 1952 г. – не ранее 8 января 1955 г. (К 95-летию со дня рождения)
УДК 930.25(092)
Всеволод Васильевич Цаплин (07.12.1924–08.10.2003) – один из выдающихся отечественных архивистов второй половины XX в., сыгравший важную роль в осуществлении кардинальной реформы комплектования государственных архивов СССР 1959–1969 гг., а также впервые в архивной отрасли сформулировавший ряд принципиально новых положений, в том числе ключевое понятие «документальный фонд», общепризнанную методику создания объединенных архивных фондов, ставшую классической классификацию критериев экспертизы ценности документов на группы «происхождение», «содержание» и «внешние особенности».
Первая его научная статья в области архивоведения была опубликована в 1959 г.[1], в 1966 г. увидел свет вошедший в золотой фонд отечественного архивоведения труд «Теоретические и практические вопросы экспертизы документов»[2]. В.В. Цаплин был составителем и научным редактором более чем 20 общеотраслевых нормативных и методических разработок, в том числе «Основных правил работы государственных архивов СССР» 1962 и 1984 гг. и «Основных правил работы ведомственных архивов» 1963 и 1986 гг. Его научное творчество непрерывно продолжалось до 2002 г., когда он сдал в печать свой последний труд – научно-популярный очерк «Тайны Янтарной комнаты», и отличалось подлинным универсализмом. Библиография Цаплина насчитывает 83 опубликованных научных статьи, доклада и сообщения[3]. Его научная и служебная деятельность достаточно хорошо изучены[4], чего нельзя сказать о мемуарном наследии ученого, в первую очередь о таком ценнейшем источнике, как дневники, которые он вел в общей сложности около сорока лет. Пока введены в научный оборот лишь отдельные их части. Так, в 1997 г. Цаплин сам отобрал к публикации в журнале «Отечественные архивы» наиболее любопытные и содержательные фрагменты студенческих дневников за февраль 1947 г. – июль 1952 г.[5] В ближайшее время ожидается выход в свет дневников зрелой поры его жизни за июль 1977 г. – август 1990 г., подготовленных к изданию творческим коллективом Российского государственного архива экономики (РГАЭ).
Предлагаемая ниже публикация выполнена в продолжение этой традиции и приурочена к 95-летию со дня рождения В.В. Цаплина. Но вначале напомним основные вехи его «архивного служения».
Фронтовик, окончивший с отличием Московский государственный историко-архивный институт, В.В. Цаплин 4 августа 1952 г. был принят в штат Главного архивного управления МВД СССР на должность научного сотрудника отдела комплектования[6]; с 25 мая 1959 г. до 12 февраля 1970 г. он работал заместителем начальника отдела комплектования, экспертизы и учета архивных фондов архивного ведомства[7] и одновременно являлся заместителем председателя Центральной экспертно-проверочной комиссии. С 13 февраля 1970 г. по 24 марта 1971 г. В.В. Цаплин занимал должность заместителя начальника отдела научно-методической работы и научно-справочного аппарата Главархива СССР[8]. С 25 марта 1971 г. Цаплин – заместитель директора по научной работе Центрального государственного архива народного хозяйства (ЦГАНХ) СССР[9], а с 13 июля 1977 г. по 15 августа 1990 г. – директор этого крупнейшего общенационального архива[10]. Под его непосредственным руководством ЦГАНХ СССР в 1980-е гг. занял в архивной системе лидирующие позиции, разработав и внедрив в практику ряд передовых методик общеотраслевого значения.
Являясь с 1984 по 1990 г. членом коллегии Главархива СССР, В.В. Цаплин активно продвигал собственный план радикальной архивной реформы в СССР. Первые предложения по демократизации управления архивной отраслью и комплексной перестройке деятельности государственных архивов он направил начальнику Главархива СССР Ф.М. Ваганову в начале января 1987 г.[11], а завершил формулирование своих реформаторских предложений летом 1991 г.[12] Ряд его посылок и соображений был учтен при проведении преобразований архивной отрасли уже в 1990-е гг.
Рукописи его многочисленных разработок, как опубликованных, так и не увидевших свет (среди последних около десяти вполне завершенных творческих текстов, в том числе исследований монографического плана[13]), находятся в РГАЭ в личном фонде ученого[14]. Значимую часть документального наследия Цаплина составляют его воспоминания и дневники. Сам он относился к ним весьма уважительно, если не сказать трепетно. В дневниковой записи от 22 марта 1997 г. Цаплин называл процесс документирования собственной жизни (подготовку воспоминаний, ведение записных книжек и дневников) «свиданием с самим собой»[15]. Неизвестно, читал ли он знаменитые личные записки римского императора Марка Аврелия «Наедине с собой»[16], но сама перекличка с этим вошедшим в обиход названием размышлений «философа на троне» весьма любопытна.
Характеризуя степень сохранности своего документального наследия, В.В. Цаплин отмечал: «Иногда я производил чистку своего личного архива, но у меня ни разу не возникало желания его полностью уничтожить. Это касалось и моих личных бумаг (дневников, писем и др.)»[17]. Правда, в конце 1980-х гг. он склонялся к тому, чтобы уничтожить дневники военных лет и службы в армии (за февраль 1942 г. – ноябрь 1946 г.)[18], но впоследствии признавался, что пойти на этот почти самоубийственный шаг у него «не поднялась рука»[19]. Разумеется, полноценный анализ исповедально-мемуарного наследия В.В. Цаплина – это предмет отдельного исследования, поэтому ограничимся лишь краткой характеристикой наиболее значимых его рукописей, принадлежащих именно к этой части личного архива ученого.
Воспоминания о своей жизни, названные им «Отзвуки прошлого (воспоминания и впечатления)», Цаплин писал в основном в 1995–1997 гг.; последние уточняющие сведения автор внес в текст рукописи в апреле 2000 г.Воспоминания состоят из пяти разделов: «Предварительные замечания», «МГИАИ», «Главархив СССР», «ЦГАНХ СССР», «Расставание с ЦГАНХ» и охватывают его жизнь и деятельность на протяжении почти полувека (с 1947 по 1990 г.)[20]. Композиционно и содержательно они выстроены таким образом, чтобы по возможности не дублировать информацию дневников. Во введении к «Отзвукам прошлого» Цаплин сам сформулировал базовую концепцию воспоминаний, которые для краткости именует «записками»: «В своих “записках” я стараюсь не повторять сведения, имеющиеся в дневниках, переписке и в справках к некоторым делам личного фонда, отражающих мое отношение к их тематике. …Дневники в ряде случаев излишне эмоциональны, а “записки” в значительной степени избавлены от психологической реакции на только что совершившиеся события»[21]. Необходимо отметить, что «Отзвуки прошлого» Цаплина являются не только ценным источником для воссоздания подлинной и достоверной биографии ученого[22], но также содержат немало значимых и подчас уже забытых фактов из истории архивной отрасли 1950–1980-х гг. Публикация полного текста этой обширной рукописи (объемом около 250 листов) осложняется наличием в ней значительного пласта исповедально-интимных фрагментов, чем-то напоминающих психоаналитические этюды М. Зощенко в его повести «Перед восходом солнца» или дневники М. Волошина 1926 г. «Материалы вскрытия». Но вместе с тем «архивные» разделы «Отзвуков прошлого» весьма содержательны и, несомненно, должны быть введены в научный оборот.
В более профессиональном ключе выстроены воспоминания «Послевоенные руководители советского архивного дела: их влияние на его развитие (впечатления архивиста)», которые Цаплин писал в 1994 – начале 1995 г. В них дана широкая и достаточно объективная картина развития советского архивного дела во второй половине XX в. В конце 1995 г. эта рукопись была полностью опубликована[23]. Однако, верный своему правилу «возвращения к истокам», Цаплин в 1995–1999 гг. существенно дополнил и переработал ее. Оставив почти без изменений характеристики и оценки руководителей общесоюзного архивного ведомства послевоенного времени (В.Д. Стырова, Б.И. Мусатова, Н.В. Матковского, Г.А. Белова, Ф.И. Долгих, Ф.М. Ваганова), а также сотрудников Главархива СССР среднего звена, Цаплин включил в текст изначальной рукописи ряд новых и весьма содержательных архивоведческих сюжетов. По существу, он создал значительно обновленную версию своих «профессиональных» мемуаров, которая вполне достойна обнародования и обсуждения.
Перу ученого принадлежат также воспоминания «В годы войны», в которых он в лирико-исповедальной форме, с обильным цитированием своих дневников военных лет, воссоздал фронтовые будни солдата, который был «проклят, но до конца не убит» (В.В. Цаплин в июле 1944 г. получил тяжелейшее осколочное ранение в голову, его сочли убитым, и фамилия Цаплина, как погибшего в боях, значится на монументе близ белорусской деревни Соловьи). Воспоминания написаны им в 1985–1987 гг. и полностью опубликованы в 2011 г.[24] Однако это не окончательный их вариант, так как в середине 1990-х гг. автор внес в рукопись ряд значимых дополнений и уточнений[25]. Поэтому обнародование итоговой редакции текста было бы вполне оправданно.
В самом конце жизни В.В. Цаплин обратился к поискам своих корней и истоков, подготовив обширный (свыше 200 рукописных листов) генеалогический очерк «Штрихи к семейному портрету» (работа над вторым его вариантом была завершена в мае 2002 г.)[26]. В нем прослеживается «родословное древо» семьи Цаплиных с середины XIX в. и до 1950-х гг. Текст содержит любопытные сведения о жизни и быте русского крестьянства в конце XIX – первой половине XX в. и детских годах автора. Однако Цаплин признавался, что «для глубокого архивного генеалогического исследования нет уже ни сил, ни материальных возможностей»[27].
Особую и, видимо, наиболее ценную часть исповедально-мемуарного наследия Цаплина составляют его дневники. По образному выражению выдающегося австрийского писателя Э. Канетти, «в дневнике человек разговаривает сам с собой»[28]. В Цаплине очень рано проснулась страсть к самонаблюдению, разговору с самим собой, к фиксации собственных, еще вполне полудетских, житейских впечатлений. Сам он это связывал со своим увлечением географией и участием в школьном географическом кружке[29]. К экспедиции юных географов подмосковного поселка Кратово на Плещеево озеро в июне 1939 г. (Цаплину было тогда чуть более 14 лет) и относятся его первые протодневниковые записи. Видимо, он придавал им столь большое значение, что сохранил в личном архиве[30].
В феврале 1942 г., в семнадцатилетнем возрасте, Цаплин приступил к ведению уже настоящего, «взрослого» дневника. Февральская запись не имеет точной датировки; она впервые появляется 15 марта 1942 г.[31] С этого времени он ведет дневниковые записи достаточно систематично (хотя иногда и с многомесячными пропусками) вплоть до 8 января 1955 г., после чего внезапно почти на 20 лет прекращает «разговор с самим собой». Причины столь резкого отказа от крайне важного для него процесса самонаблюдения или, по мысли крупнейшего русского философа Н. Бердяева, самопознания[32] Цаплин в своих сохранившихся текстах не объясняет. Он лишь констатирует: «…в Главархиве и в ЦГАНХ я длительное время дневников вообще не вел, ограничиваясь служебными блокнотными записями по теме работы или командировки. После потери актуальности или обобщения блокноты обычно уничтожались»[33]. В конце 1990-х гг. Цаплин выражал сожаление о том, что из-за длительного периода прекращения личных записей его дневником «не охвачены важные общественно-политические события хрущевского периода. Я особенно сожалею, что в дневнике не нашло отражение мое отношение к разоблачению Сталина»[34]. Тем не менее, видимо, и после января 1955 г. он все же делал на отдельных, разрозненных листах какие-то сугубо лично-интимные записи (из них сохранилась только одна – от 31 марта 1974 г.[35]), но они носили, скорее, эпизодический характер.
На регулярной основе Цаплин возобновил ведение дневника только с 16 июля 1977 г.[36], спустя три дня после назначения на пост директора ЦГАНХ СССР. Для него это было чрезвычайно важным событием. В одной из июльских (1977 г.) записей он отмечал: «…о таком возвышении даже мечтать не приходилось…»[37], а в феврале 1991 г., уже находясь на пенсии, признавался: «…мне хотелось стать директором»[38]. Но он, конечно, не был примитивным карьеристом советского типа. У него имелась собственная программа превращения какого-либо крупного общесоюзного архива в отраслевой научно-методический центр, и в назначении на директорский пост он видел важный инструмент ее реализации. Дневник зрелой поры своей жизни Цаплин вел почти до самого конца. Последняя запись датируется 14 января 2003 г.[39]
Таким образом, совокупность хранящихся в РГАЭ дневниковых записей Цаплина охватывает два крупных временных периода: с начала февраля 1942 г. по 8 января 1955 г. и с 16 июля 1977 г. по 28 июля 1998 г.[40] Завершающую часть своих дневников за август 1998 г. – январь 2003 г. Цаплин поручил хранить своей сестре Н.В. Рубиной, взяв с нее обещание никогда не передавать их в РГАЭ или в иной государственный архив. Робкие попытки ознакомиться хотя бы с содержанием «предсмертной» части дневникового наследия В.В. Цаплина Нина Васильевна отклонила. После смерти Н.В. Рубиной в сентябре 2016 г. эти записи обнаружены не были и, вероятней всего, утрачены безвозвратно.
Будучи высокопрофессиональным архивистом и источниковедом, В.В. Цаплин сам проанализировал некоторые части своего дневникового наследия. В частности, он отметил особенности стиля и содержания дневников военной поры[41], а в конце 1990-х гг. сформулировал некоторые принципиальные подходы к сохранению и использованию дневниково-мемуарного наследия в широком общеархивном контексте: «Я согласен с мнением, что хранить вечно документы интимного содержания нецелесообразно. Но материалы о развитии какой-либо отрасли (подчеркнуто Цаплиным. – А.Ч.) общественной жизни необходимы для исследований тенденций и результатов этого развития, жизни и деятельности их создателя. Поэтому я не одобряю действий тех видных деятелей, которые сознательно, вместо изъятия лишь интимной части, уничтожили свои дневники и переписку. Я имею в виду Галину Уланову, писателя Гончарова и других, кто пошел этим путем»[42].
Предлагаемые к публикации дневниковые записи Цаплина за июль 1952 г. – январь 1955 г. являются прямым продолжением его дневников студенческого периода, о чем свидетельствует их физическое расположение в одном и том же деле и непрерывающаяся последовательность записей. Самостоятельно обработавший свой личный архив перед его передачей на постоянное хранение в РГАЭ, Цаплин присвоил этому делу следующий заголовок: «Дневник студенческих лет (продолжение) и первых лет работы в ГАУ МВД СССР».
Несмотря на тесную сюжетную связь дневников студенческого периода и первых лет работы в архивном ведомстве, а также упоминание подчас одних и тех же «действующих» лиц, тональность повествования в предлагаемом для публикации тексте резко меняется. Студенческий дневник отличают независимость мнений и оценок, чрезвычайная смелость и даже безрассудность некоторых суждений. С юношеским максимализмом он записывает 5 февраля 1949 г.: «Я на все хочу иметь собственное мнение и мыслить своими мозгами, а не долбить только то, что мне преподносят, хотя бы оно и исходило от самого Ленина или Сталина. Сказанное Сталиным – это его мнение. Я могу его принять, а могу и отвергнуть»[43]. Но, попав в позднесталинское время на работу в одно из самых закрытых советских ведомств, которое еще недавно занималось поиском в документах компромата на «врагов народа»[44] и в котором, по выражению Цаплина, держат только «проверенных людей», он стал предельно осторожным. Переломные, судьбоносные, «громокипящие», по выражению И.Северянина, события (смерть Сталина, арест и исчезновение Л. Берии, некоторая либерализация политического курса в СССР и др.) комментируются им крайне глухо, с какой-то хроникальной бесстрастностью. Он, как и многие молодые лейтенанты (и не только лейтенанты), опаленные войной и прошедшие через «страх и трепет» фронтового ада, вынужден был на время забыть «это сладкое слово – свобода», потому что острие «палаческого топора» реально висело над каждым из них. Но Цаплин не был бы Цаплиным, если бы и в этих тяжелейших условиях забыл о своей страсти мыслить свободно, без идеологических оков и вериг. И, давая отдых душе, он в записи от 6 июля 1953 г. посмеивается над «голой марксистской идеей» и «Кратким курсом ВКП(б)», который, к счастью, не навязывается зрителям «Веселых ребят». Особенно его раздражают верноподданничество, показная любовь к вождям. Еще в студенческие годы это вызывало в нем чувство, близкое к отвращению. В январе 1949 г. он сделал следующую запись: «Интересно, когда прекратится поток излияний верноподданнических чувств “дорогому и любимому И.В.С.”, которыми заполнены наши центральные газеты. Читать противно»[45]. А уже будучи штатным сотрудником архивного ведомства, он с неприязнью пишет о своей сослуживице, которая любит «расписываться в своих верноподданнических чувствах по отношению к партии, правительству, государству» (запись от 28 июня 1953 г.). Верноподданничество и холуйство, о которых писал еще маркиз де Кюстин в «России в 1839 году», наверное, были для Цаплина одиннадцатым и, возможно, самым главным смертным грехом. Во всяком случае, в дневниковых записях конца 1980-х гг., в целом позитивно оценивая политические реформы М.С. Горбачева, он с гневом и сарказмом пишет о «славословных апофеозах», которые тому воздаются нашим «перестроечным» народом, а им благосклонно принимаются.
Критическое отношение к вождям, в частности к И.В. Сталину, прослеживается в его дневниковых записях еще 1947–1949 гг. Во второй половине 1980-х – начале 1990-х гг. в своем дневнике Цаплин называл Сталина не иначе, как «палачом и параноиком»[46]. В публикуемой части дневника он с неодобрением пишет о «лапотной народности» стиля речи Н.С. Хрущева, а во фрагментах второй половины 1980-х гг. осуждает М.С. Горбачева за его стремление к «вождизму»[47].
С другой стороны, в дневниках начальных лет работы в архивном ведомстве заметен природный демократизм Цаплина. В его во многом еще наивных размышлениях той поры со всей очевидностью проглядывает поборник гласности и народного самоуправления, разумеется, в их советском изводе. Цаплин сожалеет о том, что споры и разногласия по важным политическим вопросам, например по делу Л.Берии, «не становятся достоянием гласности» (запись от 15 июля 1953 г.). Он сторонник общественного (народного) контроля за деятельностью «кремлевской верхушки» и всей крайне жесткой (в нашем понимании – тоталитарной) политической системы СССР, которую Цаплин осторожно и обезличенно именует «правительственные органы». Он, как «неистовый Виссарион», жаждет в полукрепостной стране проведения всенародных опросов. Поэтому особое недовольство, а по его собственным словам, «бешенство», вызывает у него решение советских властей о передаче Крыма в состав УССР, которое было проведено келейно, без референдума и получения общенародного одобрения.
Дневник этой поры отличается от студенческих дневников и некоторым «смятением чувств». Цаплин словно утрачивает прежнюю уверенность в себе, начинает метаться и не может, по известному выражению Б. Пастернака, «дойти до самой сути. В работе, в поисках пути, / В сердечной смуте». Он длительное время колеблется в выборе «дела, которому ты служишь». Его мучили сильные сомнения. Еще во фронтовых дневниках 1944–1945 гг. Цаплин писал о своей любви к истории. В институте это чувство усилилось во многом благодаря влиянию выдающегося специалиста по русскому Средневековью А.А. Зимина, который был его научным руководителем. Зимин в своих воспоминаниях отмечал, что Цаплин работал над темой диплома, связанного с историей Русского Севера XVI – начала XVII в., уже со второго курса, при этом подчеркивая: «Курс был очень сильный. Многие из ребят были фронтовиками и ценили счастье учебы больше, чем кто-либо»[48]. Желанию стать профессиональным историком феодальной Руси или высококлассным источниковедом никак не способствовала рутинная работа в отделе комплектования. Цаплин писал в дневнике, что «попытки перейти на работу в научно-издательский отдел и заняться работой, связанной с публикацией источников, окончились полным крахом». Из-за высокой загруженности и тотальной нехватки личного времени он был вынужден оставить аспирантуру. Цаплин понимает, что мечте его жизни не суждено осуществиться. И тогда, после некоторых колебаний, он решает все свои интеллектуальные силы, или, по образному выражению А.А. Зимина, весь свой «светлый разум», отдать прежде не очень любимому архивному делу. И быстро добивается впечатляющих результатов. Первой его самостоятельной научной работой, завершив которую в феврале 1955 г., он написал: «Я становлюсь архивистом»[49], был классификатор указателя к Центральному фондовому каталогу Главархива СССР. Так началось его беззаветное «архивное служение».
Оценивая смысл собственной жизни, Л.Н. Толстой записал в одном из своих дневников: «С особенной новой силой я понял, что жизнь моя и всех только служение, а не имеет цели в самой себе»[50]. В.В. Цаплин, преданно прослуживший архивному делу почти до конца своих дней, в каком-то смысле может сказать это и о себе.
Единственную прижизненную публикацию своего дневникового наследия – студенческих дневников в «Отечественных архивах» в 1998 г. – Цаплин встретил с благожелательным интересом, в чем-то даже преувеличивая их общественное звучание. В записи от 25 июня 1998 г. (одной из последних, находящихся в нашем распоряжении) он с воодушевлением написал: «Мои студенческие заметки для простых архивистов более интересны, чем статьи научного или фактографического значения»[51]. Но были в его записях той поры и нескрываемая нотка грусти, восприятия себя как бесповоротно «уходящей натуры», и боль присутствия на «чужом празднике жизни». С подлинной горечью он тогда же записал: «Мне представляется, что эта публикация является своеобразным прощанием с архивистами: дневники обычно издаются после смерти их авторов»[52]. В.В. Цаплин, на наш взгляд, своим беззаветным служением архивному делу и профессии заслужил право на долгое прощание. Настоящую публикацию мы рассматриваем как составную часть этого процесса долгого прощания, которое, в конечном счете, должно привести не к забвению, а к воссозданию научного имени В.В. Цаплина в его подлинном значении и объеме.
Текст дневниковых записей передан в соответствии с Правилами издания
исторических документов 1990 г.; опущенные фрагменты, относящиеся
к личной (интимной) жизни автора, отмечены отточием.
Вступительная статья, подготовка текста к публикации и комментарии А.Г. ЧЕРЕШНИ.
[1] Цаплин В.В. О принципах распределения комплексов архивных фондов между государственными архивами СССР // Исторический архив. 1959. № 4. С. 184–193.
[2] См.: Советские архивы. 1966. № 3. С. 14–22.
[3] Список научных трудов В.В. Цаплина см.: Цаплин В.В. «Я на все хочу иметь собственное мнение…». Научные труды, письма, воспоминания. М., 2011. С. 593–602.
[4] См.: Черешня А.Г. Вклад В.В. Цаплина в отечественное архивоведение // Отечественные архивы. 2004. № 6. С. 19–33; Альтман М.М. Архивист, который не переставал быть исследователем // Труды МГИАИ. 2007. Т. 37. С. 186–189; Черешня А.Г. Научное творчество Цаплина // Цаплин В.В. «Я на все хочу иметь собственное мнение…»… С. 48–132; Он же. Из творческого наследия Цаплина // Там же. С. 135–138.
[5] «…Историко-архивный институт окончен. В сделанном не раскаиваюсь…» (Студенческие дневники В.В. Цаплина. 1947–1952 гг.) / публ. Т.И. Бондаревой // Отечественные архивы. 1998. № 3. С. 31–57.
[6] Приказ начальника ГАУ МВД СССР от 5 августа 1952 г. № 125. (ГАРФ. Ф. Р‑5325. Оп. 11. Д. 252. Л. 9.)
[7] Приказ министра внутренних дел СССР от 18 мая 1959 г. № 419. (Там же. Ф. Р-9401. Оп. 1. Д. 1963. Л. 232.)
[8] Приказ начальника ГАУ при Совете министров СССР (Главархива СССР) от 13 февраля 1970 г. № 39. (Там же. Ф. Р‑5325. Оп. 11. Д. 310. Л. 42.)
[9] Приказ начальника Главархива СССР от 25 марта 1971 г. № 34. (Там же. Д. 316. Л. 34.)
[10] Приказ начальника Главархива СССР от 13 июля 1977 г. № 97. (Там же. Д. 356. Л. 99.) Приказом начальника Главархива СССР от 20 июля 1990 г. № 48-ЛС В.В. Цаплин был уволен с должности директора ЦГАНХ СССР 15 августа 1990 г. с формулировкой: «В связи с уходом на персональную пенсию союзного значения». (Там же. Д. 428. Л. 63.)
[11] Имеются в виду Предложения по совершенствованию работы государственных архивов, направленные 4 января 1987 г. начальнику Главархива СССР Ф.М. Ваганову. (Там же. Оп. 3. Д. 4036. Л. 127–135.)
[12] Речь идет о статье В.В. Цаплина «Суверенитет республик и комплектование архивов». (См.: Советские архивы. 1991. № 4. С. 88–91.)
[13] В числе наиболее значимых из неопубликованных творческих работ В.В. Цаплина монографическое исследование «Архивы, война и оккупация (1941–1945 гг.)» объемом 465 рукописных страниц и исследовательский очерк «О некоторых итогах развития народного хозяйства СССР во второй пятилетке (1933–1937)» объемом свыше 300 рукописных страниц. (РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 35. Л. 1–465; Д. 52. Л. 3–261, 540–594.)
[14] В личном фонде две описи: первая (714 ед. хр.) включает документы о его жизни и деятельности; вторая (95 ед. хр. ) в основном ближайших родственников (Д. 1–95).
[15] Там же. Оп. 1. Д. 715. Л. 48 об.
[16] Марк Аврелий Антонин. Наедине с собой. Размышления. М., 2017.
[17] РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 157. Л. 345.
[18] Цаплин В.В. «Я на все хочу иметь собственное мнение…»… С. 476.
[19] РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 151. Л. 6.
[20] Там же. Д. 157. Л. 123–355.
[21] Там же. Л. 128.
[22] Об этом подробнее см.: Черешня А.Г. Биография В.В. Цаплина // Цаплин В.В. «Я на все хочу иметь собственное мнение…»… С. 19–43.
[23] Цаплин В.В. Послевоенные руководители советского архивного дела: их влияние на его развитие (впечатления архивиста) // Отечественные архивы. 1995. № 5. С. 11–23.
[24] Цаплин В.В. «Я на все хочу иметь собственное мнение…»… С. 473–554.
[25] РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 151. Л. 1–155.
[26] Там же. Д. 153. Л. 1–262.
[27] Там же. Д. 152. Л. 1 а.
[28] Канетти Э. Человек нашего столетия. М., 1990. С. 48.
[29] Цаплин В.В. «Я на все хочу иметь собственное мнение…»… С. 474.
[30] РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 146. Л. 1–14.
[31] Там же. Д. 149. Л. 4.
[32] Бердяев Н.А. Самопознание (Опыт философской автобиографии). М., 1991.
[33] РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 157. Л. 126.
[34] Там же.
[35] Там же. Д. 158. Л. 9–12.
[36] Там же. Д. 159. Л. 1.
[37] Там же. Л. 1–2 об.
[38] Там же. Д. 164. Л. 98 об.
[39] По устной информации его сестры Н.В. Рубиной.
[40] РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 149, 154, 155, 158–166, 715.
[41] Цаплин В.В. «Я на все хочу иметь собственное мнение…»… С. 474–476.
[42] РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 157. Л. 345.
[43] «…Историко-архивный институт окончен. В сделанном не раскаиваюсь…»… С. 38.
[44] Об этом подробнее см.: Корнеев В.Е., Копылова О.Н. Архивы на службе тоталитарного государства (1918 – начало 1940-х гг.) // Отечественные архивы. 1992. № 3. С. 13–24; Копылова О.Н. В поисках «спецкартотеки ГАУ НКВД СССР» // Там же. 2000. № 1. С. 31–37.
[45] «…Историко-архивный институт окончен. В сделанном не раскаиваюсь…»… С. 36.
[46] РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 162. Л. 71 об. – 72.
[47] Там же. Д. 161. Л. 77 об. – 78.
[48] «Мы не увидим плоды наших посевов. Но они будут…» (Из воспоминаний А.А. Зимина) / Публ. В.Г. Зиминой // Отечественные архивы. 1998. № 6. С. 66.
[49] РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 157. Л. 172.
[50] Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 22 т. Т. 22: Дневники 1895–1910. М., 1985. С. 12.
[51] РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 715. Л. 107.
[52] Там же. Л. 106 об.
Список литературы
-
Альтман М.М. Архивист, который не переставал быть исследователем // Труды МГИАИ. 2007. Т. 37. С. 186–189.
-
Черешня А.Г. Биография В.В. Цаплина // Цаплин В.В. «Я на все хочу иметь собственное мнение…». Научные труды, письма, воспоминания. М., 2011. С. 19–43.
-
Черешня А.Г. Вклад В.В. Цаплина в отечественное архивоведение // Отечественные архивы. 2004. № 6. С. 19–33.
-
Черешня А.Г. Из творческого наследия Цаплина // Цаплин В.В. «Я на все хочу иметь собственное мнение…». Научные труды, письма, воспоминания. М., 2011. С. 135–138.
-
Черешня А.Г. Научное творчество Цаплина // Цаплин В.В. «Я на все хочу иметь собственное мнение…». Научные труды, письма, воспоминания. М., 2011. С. 48–132.
Дневник В.В. Цаплина
16 июля 1952 г. – [не ранее 8 января 1955 г.]
16.07.1952 г.
Да, Всеволод Васильевич[A], рановато ты начал подводить итоги: аспирантуры[B] тебе в этом году не видать как своих ушей, – получил сегодня обратно заявление, поданное 10.07.52. О том, что меня не рекомендовали в аспирантуру в партбюро, Соне Нефедовой[1] стало известно только вчера. Официальная причина: «четверка» на госэкзаменах по ОМЛ[C], которую я, правда, пересдал на «пятерку».
Некоторые странности: 1. Обыкновенно решение гос[ударственной] экзаменационной комиссии о рекомендации в аспирантуру студентов-выпускников зачитывается на выпускном вечере. Этого не было сделано. 2. Выписка из протокола гос[ударственной] экзаменац[ионной] ком[иссии] от 28.06.52 о рекомендации наших студентов в аспирантуру помечена 2.07.52 (ее мне сегодня показали в отделе аспирантуры). Однако, когда я первый раз обратился в отдел аспирантуры две недели тому назад (4.07.52), чтобы узнать все, что требуется представить вместе с заявлением, и когда подавал заявление, мне ничего сказано не было, несмотря на то, что фамилией моей интересовались. 3. Ксения Захаровна (работник из отдела кадров института) только вчера (по ее словам) включила меня в список, поданный в бухгалтерию, на получение стипендии за июль месяц (на основании положения об аспирантуре), а сегодня, когда отдали машинистке приказ директора[2] о рекомендации в аспирантуру, она сочла ошибкой, не найдя в нем моей фамилии. Однако это была не ошибка, а действительность.
Итак, еще раз констатируем факт: в аспирантуру я в этом году не попадаю. Однако целью всей моей жизни с сегодняшнего дня будет стремление во что бы то ни стало защитить кандидатскую диссертацию. И я ее защищу! Пусть даже через 10 лет. Но это на будущее. В настоящем надо устраиваться на работу. Подписку я давал: аспирантура – ГАУ[3]. До сих пор мое личное дело находится в отделе кадров института. Хорошо бы было выцарапать оттуда характеристику, но это, очевидно, невозможно, однако попытку завтра сделаю. Самый вероятный и наименее благоприятный исход заключается в том, что в ГАУ мне придется явиться и получить куда-нибудь назначение. Назначение я хотел бы получить в такой городок, где есть аспирантура. Поторговаться на этот счет с Лукиным[4] можно будет. Для этого в ближайшее время надо будет составить список городов, где есть аспирантура, а также список городов, где имеются богатые архивы старых дел. <…>[D]
Весь вечер просидел у Л[еры] С[аниной][5] Играли в преферанс. Время прошло очень хорошо.
04.09.1952 г.
С 8 августа работаю научным сотрудником ГАУ МВД СССР в отделении комплектования отдела комплектования. Оклад – 690 р[ублей]. <…>
Гета Дегтярева[6] уехала в среду, 27 августа, в 10 часов 35 мин[ут], в Чебоксары, столицу Чувашской АССР (с Казанского вокзала, новосибирским поездом). До сих пор никому не дает о себе знать. Также уехали: Алла Кухтина – в Тарнополь, Рита Залога и Лена Корнева – в Минск, Лия Парфенова – в Ленинград, Вера Заморина – в Ереван; Швейцер, Аксельрод, Прокова – в Казахстан, Шифрин – в Улан-Уде, Пищевер – в Ашхабад, Андрей Кравченко[7] – в Мурманск, М. Смузикова – в Мурманск, Т. Мисюра – в Свердловск, Оля Лобачкова[8] – в Ленинград, Т.Якрина – во Фрунзе и т. д.
10.09.1952 г.
Гета прислала по письму Т. Пузановой[9] и Л. Саниной. От своей судьбы не в восторге. 7-го я написал ей письмо. Жду ответа.
А.Кравченко подписывал Мурманск на начальника архива. Куплен[E]. Кроме того, заболел. Из Мурманска выехал, в Москве [его] нет. Алла Кухтина вернулась сегодня из Тарнополя, в чем дело, не знаю. <…>
Погода целую неделю стоит замечательная: теплая и солнечная. Бабье лето.
Был вчера в кино, смотрел четвертую серию Тарзана («Приключения Тарзана в Нью-Йорке»). Замечательная вещь, лучшая из всех четырех серий.
23.09.1952 г.
В ночь с четверга (18) на пятницу (19 сентября) был дежурным по ГАУ. В рапорте записал: «Докладываю, что за время моего дежурства на объектах ГАУ никаких происшествий не произошло». Конечно, если бы я хотел найти их, то это не составило бы большого труда, стоило только пройтись по всем архивам и постам. За все время дежурства я только два раза выползал на улицу проверить наружные посты и при этом два раза будил вахтера (женщину) в будке у ворот. Из архивов был только в ЦГАДА. Посидел, поболтал с Васиной.
Во время дежурства детально познакомился с книгой рапортов. Записи в ней самые разнообразные. Но все же есть возможность разбить их на несколько групп.
1. Однотипные рапорта, повествующие о том, что за время дежурства ничего не произошло, число и подпись. Они в основном принадлежат лицам, не имеющим звездочек и звания. Казалось бы, должно быть наоборот: коротко и ясно должны излагать свои мысли именно военные люди.
2. Однако большинство офицерского состава нашего учреждения не обладает этим свойством. Они, подстегиваемые служебным зудом и карьеристскими соображениями, во время своего дежурства начинают настойчиво искать происшествий и потом пишут длинные рапорта. Так, 2.08.52 ст[арший] л[ейтенан]т Червяков[10] подробно описал, как он вместе с дежурным комендантом при обходе объектов застал дежурную по ЦГАОР Молчанову спящей в секретариате, при этом Молчанова была «раздета»[F] и спала, запершись на ключ. В эту же ночь Червяков застал спящей и дежурную по ЦГАДА Гудзинскую, которая в отличие от Молчановой спала в секретариате одевшись, при открытых дверях и включенном радио. 4.08.52 г. капитан Иванов написал длинный рапорт на дежурную по ЦГАДА Васину, которую он обнаружил спящей раздетой в секретариате. Иногда такие ретивые служаки начинают даже по телефону спрашивать у дежурных по архивам знание инструкций, а потом делают соответствующие записи в рапорте, где подчеркивают свою бдительность, ревностное исполнение обязанностей и, как правило, слабое знание дежурными по архивам своих обязанностей, причем особенно часто телефонный гнев, отраженный в рапорте, обрушивается на Литературный, Военно-исторический и Особый архивы, расположенные за пределами архивного городка на Б. Пироговской.
3. Особенно много места в рапортах дежурных-служак занимают доношения начальству на незакрытые форточки и невыключенный свет в рабочих помещениях Управления. По рапортам создается впечатление, что самая основная обязанность дежурного по ГАУ – это закрывать открытые форточки и гасить невыключенный свет с последующим длинным и скучным описанием (в рапорте) каждого отдельного случая.
4. Однако встречаются записи иного порядка, которые характеризуют техническое состояние наших центральных государственных архивов. Так, дежурный по ГАУ В. Черных[11], окончивший наш институт 2 или 3 года тому назад, доносил 8 июля 1952 г.: «На объекте в поселке Никольском с вечера 7 июля сильно протекала крыша. До прекращения дождя дежурный по ЦГОА тов. Идзон отливала воду ведрами…» Отмечены также лопнувшие ночью водопроводные трубы в котельной и отделе комплектования ГАУ.
21 сентября, в воскресенье, получил письмо от Геты и тут же написал ей ответ. <…>
Люся Иваницкая[12] летом на Кавказе вышла замуж, и теперь она Ханукашвили.
Вчера в кафе-мороженом устроили проводы Таси Пузановой (едет в Минск).
Встаю в 6.20; физзарядка – 6.20–6.40; умыться – 6.40–6.50; завтрак – 6.50–7.10.
Свободное время – 7.15–8.15 (1 час)
Дорога на работу: а) до станции – 8.20–8.28; б) до Москвы – 8.28–9.30; в) до ГАУ – 9.30–10.15; на работе – 10.30–19.30.
Дорога домой: выезжаю из Москвы или в 20.16, или в 20.35 (если хоть немного задержишься). Дома или в 21.30, или в 21.45. Умыться и поужинать – будет 22.10 или 22.25.
Свободное время вечером: с 22.15 или 22.30 до 24, т. е. 1 час 45 мин[ут] или 1,5 часа. Сон – 24–6.20, т. е. 6 ч[асов] 20 мин[ут]. Всего свободного времени в течение суток при 6 часах 20 мин[утах] сна – 2,5 или 2 ч[аса] 45 мин[ут].
Если учесть, что через день приходится бриться (20–25 мин[ут]), а 6 часов сна часто не хватает и спишь 7 часов, то свободного времени в сутки остается полтора часа (1,5). Однако если сжать все до предела, то, пожалуй, можно будет выкроить в сутки часа три свободного времени, плюс два часа в вагоне электрички, которые можно приравнять к одному нормальному часу.
Итого: четыре часа в сутки при идеальных условиях можно использовать для себя. За это время многого не успеешь, но кое-что сделать все-таки можно.
06.10.1952 г.
Все идет своим чередом. Работа не увлекает, потому что нет времени остановиться иной раз на очень интересных вопросах. С 15 сентября остался один на все отделение комплектования; второй работник – Е.Д. Ефимова ушла в отпуск. Обилие секретных бумажек выматывает всю душу.
30 сентября был в Институте истории, послушал доклады Бескровного[13] («Великий русский полководец М.И. Кутузов») и ген[ерал]-майора Гарнича («Бородинская битва и ее историческое значение»).
26.09.52 был на комсомольском собрании ГАУ. 2.10.52 сделал первую политинформацию: обзор предложений трудящихся по директивам и проекту устава партии.
О характере моей работы некоторое представление могут дать черновики документов, которые вкладываю в дневник[G].
Гетка что-то молчит. Надо будет ей напомнить о себе.
Был вчера у Люси К[узнецовой][14] на дне рождения. Познакомился с Николаем – ограниченный подлец, но об этом как-нибудь в другой раз.
22.10.1952 г.
18 октября был в ЦГАКФФД[15] – просмотр и утверждение на хранение учетных единиц Сталинского фонда. Было очень интересно.
Сегодня был в институте – гражданская панихида по случаю смерти проф[ессора] Колесникова[16].
Провел две беседы в отделе, а вчера – в женском общежитии на Бережках[H] (по материалам съезда). <…>
У Нинки[17] сегодня день рождения. Получил письмо от Геты. Написал Тасе в Витебск.
09.11.1952 г.
Славно погулял 7–8 ноября: 7-го – вечер у Леры (была Тася из Витебска, Лера с Юркой, Мая с Сашей, Иза, Володька, знакомый Леры и Юры и супруги из МАИ, знакомые Саши, и я, всего 13 человек, еще некто Лена, которая мне очень понравилась. 8-го – вечер в Кускове у Константина Петровича (тон задавали тридцатилетние женщины, но, увы, не в бальзаковском стиле); 8-го же вечером был у Оли Лобачковой, приехавшей на праздник из Ленинграда. (Андрей, Реджик[18], я, Оля, Катя, Павлова и Женька с мужем.)
Сегодня, после двухдневной, почти беспрерывной и бессонной пьянки, весь день отдыхал.
Девчонки еще у Леры; собирались сегодня к Ляльке, но я не горю желанием ее увидеть и решил сегодня как следует выспаться.
Вечером притащил мешок картошки из стандартных домов и затем пытался написать письмо Гете, но ничего не вышло. Начало получилось какое-то вымученное. Махнул рукой и бросил. С завтрашнего дня начну заниматься немецким языком. Реджик думает сделать то же. <…>
15.02.1953 г.
Я сейчас немного выпивши, масленица, ее проводы, воскресенье; выдули поллитра на двоих с зятем[19], с блинами и в полном одиночестве. Посидели, покурили и разошлись по своим углам. На улице чудесная погода. Голубое небо, солнце, тепло. Чувствуется приближение весны. А на меня напало письменное настроение.
Ну что ж, Севка, посиди, попиши, что взбредет на ум. Не беда, что ты немного выпивши, – откровеннее будешь. Только бы никто не помешал, но это почти исключается, так как все домочадцы ушли к соседям на телевизор.
Севка, как это ни странно, но тебе в последнее время страшно хочется жениться. Тебя не только тянет всем нутром к девушкам, женщинам и другим представительницам женского пола; больше того, ты начинаешь и головой склоняться к тому, что пора жениться.
Севка, до сих пор тебе нравились многие: Люся Иваницкая, Люся Кузнецова, Лера Санина, Мая Мильштейн, Эма Сыромолотова, но ты как черт ладана боялся жениться, считая этот шаг преждевременным, и все они вышли замуж. Ты искал дружбы, только дружбы [и], если исключить опыт с Л.Кузнецовой, ты находил ее. Тогда тебе этого было вполне достаточно, но теперь почему-то этого мало, хочется большего, того, о чем пишут в романах, да и в жизни добивается каждый шалопай, т. е. хочется удовлетворения своих страстей, своих, может быть, животных инстинктов. Плохо это или хорошо, судить не берусь, но мне безумно хочется этого, хочется вопреки всем доводам рассудка, которых я до сих пор строго придерживался.
Севка, вчера ты случайно встретил вечером Алку Кухтину, ты был совершенно трезв, только что первый раз в жизни посмотрел стереокино «Майская ночь»; тебе страстно захотелось обнять ее и расцеловать тут же на улице, при всех, назло всем, без всякого стеснения, но, однако, ты не сделал этого и лишь проводил ее до театра.
Есть сейчас одна девушка, которая нравится мне больше, чем все остальные вместе взятые. Это Лида Беляева[20]. <…>
С большим нетерпением жду рецензии Н.В. Устюгова[21] на свою статью[22]. Очень хочется пролезть на страницы журнала. Надежда хоть и невелика, но все-таки есть.
Во вторник делать информацию в отделе насчет бдительности и т. д., а у меня еще ничего нет, а завтра вечером после работы партгруппа, на которую приглашают в добровольно-принудительном порядке. Завтра днем в связи с выборами должен быть в райисполкоме. Не знаю, когда и готовиться.
Сегодняшний день прошел глупо и безрезультатно.
06.04.1953 г.
22 февраля, в воскресенье, были выборы в местные Советы. Я с половины третьего до половины шестого гулял по вокзалу. Проклял все на свете.
5 марта умер Сталин. Во главе правительства встал Маленков.
Через несколько дней после похорон Сталина умер Клемент Готвальд[23] (простыл в М[оскве]). В конце марта на Кавказе при столкновении автомобилей погиб Ив Фарж[24].
В конце же марта проведена очень широкая амнистия. 31 марта объявлено о снижении цен. Наконец, скандал в мировом масштабе с бывшим МГБ и врачами[25].
Примерно 18 февраля получил письмо от Геты. Дал ответ лишь через месяц. Две недели тому назад был у Люси Иваницкой, теперь Ханукашвили. Познакомился с ее мужем – грузин, боксер, симпатичный парень.
Реджик, Андрюшка и я регулярно дважды в месяц отмечаем «день архивиста».
Теперь мы зовемся не ГАУ МВД СССР, а ЦАУ МВД СССР. Существо осталось старое.
В Смоленском обл[астном] гос[ударственном] архиве обнаружена неизвестная рукопись второй части поэмы «Мертвые души» Гоголя. Дано указание о передаче рукописи в ЦГЛА СССР[I].
Погода стоит замечательная. Вчера была Пасха. Выпили. Играли в волейбол. Сегодня болят все мышцы. Цел.
Произошли крупные реорганизации в составе правительственного аппарата.
3 апреля состоялось обсуждение романа В.Кочетова «Журбины». Хорошо. Свои тезисы вкладываю сюда[J].
20.04.1953 г.
<…> Мария Алексеевна Звягинцева (Маша), 28 лет, не замужем. Маша – замечательный человек, чудесный товарищ, добрая, мягкая, отзывчивая и обидчивая, но быстро отходит. Ей не хватает целеустремленности и твердости характера.
Еще не так давно Маша увлекалась спортом, но спорт вышел для нее боком, в результате чего она имеет больное сердце и никуда не годное зрение. От былого спортивного величия (правда, в масштабах ГАУ) у нее осталась лишь должность [руководителя] физсектора в комсомольском комитете Управления. Несколько лет тому назад Маша была в буквальном смысле слова разбитной девчонкой, а сейчас она значительно присмирела и лишь в компании друзей иногда показывает свою былую бесшабашную удаль.
Маша некрасива лицом, но она привлекает как человек, который никогда не бросит товарища, попавшего в беду. К работе относится без энтузиазма и не стремится доказать обратное. Честна и излишне доверчива.
19.05.1953 г.
Второй день подряд стоит исключительно теплая погода. Цветет вишня, расцветает яблоня, температура 20–25°. Сегодня перебрался спать на террасу. <…>
Помнится, 8 августа прошлого года, в день, когда я приступил к работе в ГАУ, Е[лена] Д[енисовна][K] водила меня по комнатам отдела и знакомила с сотрудниками. О. Ильину я знал еще в институте и обрадовался знакомому человеку. Маша Звягинцева расположила к себе в первые же дни после знакомства. От Лиды Беляевой первое впечатление было не в ее пользу: высокомерное, надутое чучело. Вскоре Лида ушла в отпуск, и я смог к ней приглядеться только в сентябре–октябре, когда, спасаясь от холода, я работал в отделении учета. Первое впечатление оказалось ложным.
28.06.1953 г.
В ЦАУ произошли некоторые изменения. Стыров[26] переведен в Гл[авное] политич[еское] управление войск погран[ичной] охраны[L]. На его место назначен подполковник Мусатов[27], бывший начальник Особого архива, назначенный недели за две до этого замом Стырова. Видел и слышал его только один раз. Определенного мнения о нем еще не имею.
В отдел, который теперь называется 2-м, назначен зам[еститель] Голубцова[28] майор Л.Н. Кривошеин[29]. Любит рисоваться, но мне в нем нравится стремление разрешить все неразрешенные вопросы.
На прошлой неделе подал заявление в аспирантуру на заочное отделение по кафедре вспомогательных исторических дисциплин МГИАИ, с 3 июля иду в отпуск. Начну игру сначала. Она стоит свеч. В течение отпуска основной упор сделать на монографии, классиков м[арксизма]-л[енинизма] и немецкий язык. Делать выписки и соображения. Их подзубрить в августе. В сентябре нажать на общие курсы. <…>
Елена Денисовна Ефимова, женщина лет 46, с которой я работаю уже скоро год. Нервная, мнительная, психопатичная особа. В то же время это очень чуткий человек и хороший работник. Временами она бывает невыносима и антипатична до омерзения, особенно тогда, когда начинает расписываться в своих верноподданнических чувствах по отношению к партии, правительству, государству. <…>
03.07.1953 г.
Пятница. Первый день отпуска. Чувствую себя неважно. Весь день решил отдыхать.
05.07.1953 г.
<…> В ночь на 4 июля и вчера рано утром в Управлении были убраны все настенные и иные изображения Л.П. Берия (зам[естителя] пред[седателя] Сов[ета] мин[истров], мин[истра] внутр[енних] дел СССР, члена ЦК и т. д.). По слухам, он арестован. И.о. министра якобы назначен Круглов[30]. Подождем более подробных сведений.
Вчера купил авторучку «Союз» (Ленинград) – цельнометаллическая. Старался выбирать такую, чтобы она была похожа на авторучку, которую мне подарили в отделе на день рождения и которую у меня вытащили в начале января, когда пропивался гонорар Овчинникова.
06.07.1953 г.
На днях посмотрел в «Повторном» довоенную комедию «Веселые ребята». Помнится, в свое время я был от этой картины без ума. А сейчас я много смеялся, но впечатление от комедии весьма слабое – сплошное и притом дешевое трюкачество. Комедия пользуется успехом лишь потому, что ничего подобного ей из отечественного производства на наших экранах не демонстрируется, а после войны и не производится. Кроме того, преимущество этой и других довоенных комедий перед современными (которых, кстати, на экранах нет ни одной) заключается в том, что ее смотришь и отдыхаешь: актеры не произносят цитат из «Краткого курса», зритель не чувствует выпирающей из каждого пустяка голой марксистской идеи, актеры открыто не ставят задачи воспитать тебя в духе коммунизма, – они просто развлекают зрителя и под этой маской незаметно протаскивают определенную мораль; зрителю не надо ни напрягаться, ни вдумываться, чтобы понять происходящее, – все ясно и понятно с одного взгляда – смейся и отдыхай.
09.07.1953 г.
Вчера закончил книгу Л. Лагина «Остров разочарования» (М., 1951 г.). Это очень удачный опыт сатирического романа, напоминающий своим языком и формой изложения сатирические романы Анатоля Франса и «Войну с саламандрами» Карела Чапека. Ничего подобного, как этот роман Лагина, я еще в советской литературе не встречал. (Илья Ильф и Е. Петров писали о положении внутри страны, а это о наших союзниках за границей во время войны.)
Читаю классиков.
Был вчера в Москве.
12.07.1953 г.
<…> 10 июля опубликовано сообщение об аресте Берия. Обвиняется в попытке захвата власти и стремлении повернуть Сов[етский] Союз на путь буржуазного развития. Посмотрим, что будет дальше.
Вчера получил письмо от Г.Н. Дегтяревой из Чебоксар. Болит голова, весь день бездельничаю. Садись и зубри. Сперва сходи за папиросами.
15.07.1953 г.
Сегодня опубликовано сообщение о созыве сессии Верховного совета СССР 28 июля 1953 г. Если учесть, что последняя сессия была всего лишь четыре месяца тому назад, то надо признать, что сессии у нас зачастили.
По Конституции положены две очередные сессии в год (безбожно мало). В сообщении не сказано, что созываемая сессия является очередной, – следовательно, это будет внеочередная сессия. Правда, наши депутаты проштампуют единогласно все, что им предложат утвердить, но все же интересно, что будет именно на этой сессии, т. к. повестка дня ее работы не опубликована, а последние события нашли широкий отклик во всем мире.
При существующей системе построения и деятельности высших органов государственной власти и управления широкие массы населения, по существу, не знают повседневной работы правительства. Вопросы, которые разрешаются правительством, а особенно споры и разногласия, которые, очевидно, все же возникают в его среде (судя по делу Берия), не становятся достоянием гласности. О спорах и разногласиях не информируются даже депутаты Верховного совета на его сессиях. Отсутствие повседневной информации о работе правительственных органов лишает не только широкие массы народа, но даже и депутатов Верховного совета возможности действенного контроля за работой правительственных органов и вмешательства, воздействия со своей стороны на эти органы.
Скудные информации о награждениях, смещениях и назначениях ответственных работников (обычная мотивировка «в связи с переходом на другую работу»), о приемах, о работе МИД или МВД СССР и других министерств являются крайне неудовлетворительными, а часто мелкими и неинтересными. В то же время ходят упорные слухи, которые никто не пробует опровергнуть, о том, что широко разрекламированные в свое время такие стройки, как Главный Туркменский канал, Южно-Украинский и Северо-Крымский каналы, лесные полосы, перестали быть «стройками коммунизма», отошли на задний план, строительство каналов законсервировано, а лесные полосы отданы на откуп колхозам (государство умыло руки якобы из-за их нерентабельности. См[отри] в «Экономич[еских] проблемах соц[иализ]ма» насчет рентабельности). Этим слухам нельзя не верить, т. к. пресса и радио, которые, безусловно, контролируются правительственными и партийными органами, в течение нескольких месяцев упорно замалчивают эти мероприятия. Правительство молчит, широкие массы населения не знают действительного положения вещей. Если эти стройки прекращены, то каковы причины? Причины же интересуют всех, т. к. они были объявлены «стройками коммунизма» и на их строительство уже успели ухлопать миллиарды рублей.
Отсутствие полной информации заставляет думать, что в правительстве важнейшие вопросы решаются по-семейному, не вынося сора из избы. И вот результат – заговор Берия. Сора накопилось так много, что его уже потихоньку убрать стало невозможным, пришлось вытряхнуть на улицу. И только в связи с этим читающая публика узнала о серьезных разногласиях в правительстве по крестьянскому вопросу, которые до сих пор тщательно скрывались.
Позавчера я все же не выдержал и ездил в Москву, звонил Маше[M], но от встречи отказался. Сегодня отправил письмо в Чебоксары. Завтра вечером буду у Леры.
21.07.1953 г.
<…> Решением ЦК КП АзССР первый секретарь ЦК, председатель Сов[ета] мин[истров] АзССР, законодатель мод по вопросам истории Закавказья и особенно национальных движений, отличившийся в последний раз на XIX съезде критикой Института истории и «Вопросов истории», т[оварищ] Багиров выведен из состава ЦК КП АзССР; Совету министров и Президиуму ВС АзССР предложено снять его с поста председателя. Без сомнения, это имеет какую-нибудь связь с делом Берия.
Дважды был в Москве, встречался с Лерой и Раей, кроме того, сегодня ездили в Москву же за отрубями.
28.07.1953 г.
<…> В Корее заключено перемирие[31], наконец-то.
Севка, через два дня тебе на работу (31 августа). Многое ли ты сделал за отпуск? Много, но, правда, не все, что хотел.
Севка, с выходом на работу тебе целесообразно изменить свое отношение к представительницам женского пола, и особенно к Нине и Лиде; вместо тихой застенчивости – побольше разболтанности и ухарства. На все сто процентов ты расцветешь после экзаменов в аспирантуру, независимо от их исхода, и женишься, да, женишься до октября 1954 г., пора. На ком? Еще неизвестно. Главное – поставить задачу и иметь желание ее выполнить, а это желание у тебя есть. Логика вещей говорит, что женатым ты будешь себя чувствовать гораздо лучше, чем холостым, и сможешь быстрее выполнить свою заветную мечту – получить ученую степень. Кто же будет твоей женой? <…> Севка, как бы то ни было, но в течение года, с октября 1953 г. по октябрь 1954 г., ты женишься. <…>
06.08.1953 г.
Вчера открылась сессия Верховного совета. Повестка дня ничем не примечательна: принятие бюджета и утверждение указов Президиума.
В своем докладе о бюджете на 1953 г. Зверев[32] изложил законопроект о новом сельскохозяйственном налоге: за единицу обложения берется земля (сотая часть гектара). В среднем по РСФСР и восточным областям Украины сумма налога с сотки определена в 8,5 руб[ля], т. е. с одного гектара земли 850 руб[лей], приусадебные участки колхозников налогом не облагаются. Самый высокий размер налога установлен для Грузии (до 25 руб[лей] с сотки), а самый низкий – для Прибалтики, Западной Украины и Белоруссии (3–4 рубля с сотки). <…>
Странное дело – цензура вычеркивает из списков обязательной литературы в программах для вузов такие произведения Сталина, как «Экономические проблемы»[N] и «Марксизм и вопросы языкознания».
С завтрашнего дня у нас в отделении будет сидеть начальник, баба, лейтенант[33].
10.01.1954 г. Воскресенье.
Прошло более пяти месяцев после последней записи 6.08.53 г. – срок сравнительно небольшой, но для меня весьма поучительный.
За это время я сдал вступительные экзамены в аспирантуру МГИАИ (история СССР – 5, марксизм – 5, иностранный язык – 3) и был зачислен на заочное отделение по кафедре вспомогательных исторических дисциплин. Рад был бесконечно. Заветная мечта как будто бы начала осуществляться. С конца октября начал усиленно готовиться к первому экзамену по истории СССР (феодализм), который должен быть в феврале 1954 г. В процессе занятий медленно, но со все нарастающей уверенностью подходил и наконец пришел к неутешительному выводу о необходимости бросить учебу в аспирантуре.
В настоящее время большое распространение получила поговорка «ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан» (на мотив одного из стихотворений Некрасова). Быть кандидатом, но не быть ученым я не могу, а для ученого у меня недостает умственных способностей. Ученый должен отличаться ясностью мысли, уменьем обобщать, схватывать буквально на лету основное содержание, сущность того или иного явления. Я у себя вижу лишь некоторые элементы этих основных требований, которых крайне недостаточно для научной деятельности.
Возможно, что в процессе занятий и самостоятельной творческой работы в области источниковедения (получаемой в аспирантуре специальности) произошло бы количественное накопление этих элементов с конечным качественным скачком, который позволил бы мне сделать новую оценку своим умственным способностям. Но здесь есть большое НО. Во-первых, необходим минимум свободного времени, который позволил бы регулярно заниматься, и, во‑вторых, необходима практическая работа, имеющая отношение к получаемой в процессе обучения в аспирантуре специальности. Ни того, ни другого я не имею.
Работа, которую я исполняю в отделе комплектования, не имеет никакого отношения к вопросам источниковедения. Это текущая, связанная с большой перепиской работа по комплектованию государственных архивов документальными материалами и уточнением профилей архивов. Работать приходится с большим напряжением, и свободного времени, чтобы заняться своими личными делами, практически не остается. В целом моя повседневная работа тесно связана с историей и организацией архивного дела, но не с источниковедением истории СССР. Попытки перейти на работу в научно-издательский отдел и заняться работой, связанной с публикацией источников, окончились полным крахом (руководство отдела комплектования, отдела кадров, а за ними и нач[альник] Управления наложили отрицательные резолюции на моем рапорте).
Трудно найти минимум свободного времени для регулярных и продуктивных самостоятельных занятий в аспирантуре при условии, когда ежедневно приходится проводить девять часов на работе и четыре с половиной – в дороге. Практика показала, что это не только трудно, но и невозможно. Работа и дорога сильно утомляют. Результативность занятий вследствие этого значительно понижается. Если в сутки спать не более 5–6 часов, то чистое время, которое я выкраивал для занятий, редко превышало 3 часа в день (за исключением воскресений). На собственном опыте пришлось убедиться, что 5–6-часовой сон в настоящих условиях для меня недостаточен. Чтобы чувствовать себя относительно работоспособным, особенно в вечернее время, мне необходимо спать как минимум 6–7 часов в сутки, и притом регулярно. Но в этом случае для занятий остается лишь 2 часа. Даже для гениального человека, каковым я себя никогда не считал и не считаю, двух часов в сутки будет недостаточно, чтобы без халтуры и блата в течение двух лет подготовиться и сдать все экзамены и письменные работы, которые требуются учебными программами. Я не гениален, не халтурщик и блата не имею, поэтому, почувствовав резкую нехватку времени для занятий, подал на имя начальника Управления рапорт о предоставлении мне в неделю одного свободного аспирантского дня, хотя бы за свой счет, но руководство отказало мне в этом, мотивируя свои действия резолюциями XIX съезда ВКП(б) и постановлением Совета министров о новом графике работы служащих государственных учреждений. По моему рапорту было вынесено следующее дипломатическое решение (цитирую заключение начальника одного из отделений отдела кадров капитана Бидняка, утвержденное нач[альником] Управления 28 ноября 1953 г.): «…полагал бы возможным разрешить начальнику 2-го отдела в дни проведения в институте консультаций и занятий по сложным темам предоставлять тов. Цаплину, сообразуясь с его служебной работой, время для их посещения». Это решение было вынесено после длительного двухнедельного изучения законодательства об аспирантуре, но увеличить мне время для самостоятельных занятий оно не в состоянии. Продолжать заниматься, увеличивая время для занятий за счет сна, – это значит окончательно надорвать свое и без того не блестящее здоровье, и притом без гарантии на конечный успех.
Все это и заставляет меня отказаться в настоящее время от занятий в заочной аспирантуре МГИАИ по кафедре вспомогательных исторических дисциплин.
15.01.1954 г.
С 10 декабря 1953 г. меня утвердили в должности ст[аршего] инспектора по отделению учета отдела комплектования с окладом в 880 руб[лей][34]. Это общесоюзный потолок архивной зарплаты в гос[ударственных] архивах. Можно идти выше по административной линии, т. е. стать, например, начальником отдела в архиве (центральном или областном), начальником областного, краевого или республиканского архива, начальником архивного отдела УМВД, однако рост ответственности зарплаты не увеличивает – она остается равной 880 руб[лям]. Эти 880 руб[лей] архивист, будь у него хоть семь пядей во лбу, вынужден получать до самой своей смерти, т. к. выслуги лет для него не существует. Это достижение современной цивилизации (выслуга лет) распространяется лишь на офицерский состав. <…>
12.02.1954 г.
Наше начальство начиная с 1-го числа занимается переработкой положения о ГАФ[35], – что получится, пока никому не известно[O].
28.02.1954 г.
На работе меня все ругают за то, что я бросил аспирантуру. 26-го в пятницу влетело на комсомольском собрании, а вчера часа полтора читал проповедь начальник отдела Е.И. Голубцов. Общее мнение: я сделал необдуманный шаг, способности у меня есть, смалодушничал, испугавшись первых трудностей. Я готов с радостью поверить, что способности у меня есть. «Смалодушничал, испугался трудностей» – что это: красивые слова, рассчитанные на то, чтобы задеть мое самолюбие, или действительное содержание моего характера? Отбросим первое, что действительно правильно, и рассмотрим второе.
Нет, не хватает духа рассматривать этот вопрос, ковыряться в себе, перебирая биографию со дня рождения и до сих пор. Странно и незаслуженно высечь себя и зря расхвалить. У меня какое-то двойственное отношение к этой оценке со стороны. Мне одновременно кажется, что это так и что это не так.
Мне говорят: сдавай экзамены, продолжай учиться, мы поможем. Я отвечаю: «Помощь мне не нужна, учиться не буду». Севка, а ведь это неправда, ты ведь очень хочешь учиться и сдать кандидатский минимум.
Севка, если ты сейчас начнешь заниматься, то через 2–3 месяца вновь окажешься в таком же положении, как и после Нового года, и опять будешь выбирать: что лучше – бросить все или медленно доходить, рискуя попасть на Канатчикову дачу. Продолжать по-старому я не хочу и не буду, ибо это не может дать положительных результатов. Если начинать, то начинать надо все сначала и по-новому. И если я начну, то начну следующим образом.
Работаю я в ЦАУ МВД СССР. На работе имеется ряд неразрешенных проблем научного характера, и, в частности, таковой является вопрос о месте и порядке хранения документальных материалов общекавказских учреждений за дореволюционный и советский периоды. Для разрешения этой проблемы, которую ученые дамы из института называют диссертационной, необходимо детально изучить историю государственных учреждений Кавказа, историю административно-территориального деления Кавказа, а также систему делопроизводства общекавказских учреждений.
Севка, ты сознательно пошел в Историко-архивный институт, сознательно определил свою профессию, так почему же ты не хочешь связываться с архивной тематикой, почему ты постоянно стремишься убежать от нее? Или это тоже боязнь трудностей и малодушничание? Работая над архивной темой, и в частности над Кавказом, можно связать свою служебную деятельность с научной работой, получить максимум помощи от администрации Управления и дать максимум пользы своему учреждению. Вот только пойдет ли на это руководство?
Итак, что нужно: 1. Бросить на время источниковедение. 2. Заняться Кавказом. 3. Подготовить диссертацию по госучреждениям Кавказа. 4. После этого сдать кандидатский минимум.
Возврата к старому при настоящих условиях быть не может. Если руководство на это не согласится – найду другой путь.
Вчера опубликован указ Президиума Верх[овного] совета СССР о передаче Крымской области в состав УССР. Основание: общность экономики, территориальная близость и тесные культурные и хозяйственные связи между Крымской областью и УССР. Подписан указ 19 февраля, а опубликован лишь 27-го[36].
Крым остался и останется навсегда в составе Советского Союза, но официальная мотивировка передачи меня не удовлетворяет и необходимости передачи Крыма в состав УССР я не вижу. Акт этот, безусловно, рассчитан на международную шумиху и, кроме агитации и пропаганды, ничего собой не преследует.
Меня буквально бесит одно обстоятельство, а именно: Президиум Верховного совета СССР передал Крымский полуостров с населением не в одну сотню тысяч [человек] из состава одного государства в состав другого государства, не спросив желания населения области. Формально это ничем не отличается от Мюнхенского диктата[P]. Президиум Верховного совета СССР распорядился Крымской областью таким же образом, как распоряжался когда-то феодал со своей крещеной собственностью. Необходимо было соблюсти хотя бы минимум приличий, устроив референдум населения Крыма. Получился подарок от лица русского народа украинскому народу в честь 300-летия воссоединения. В сегодняшнем номере «Известий» никакого ликования населения Крыма по этому поводу не отмечено. <…>
РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 155. Л. 63 об. – 91. Автограф. Синие чернила.
[Не позднее 01.04.1954 г.][Q]
Одной из задач ЦФК[R] является учет фондов по каждому гос[ударственному] архиву и по Союзу в целом. С этой целью по каждому архиву ведется:
1. Учет общего количества карточек, включенных в картотеку. При этом записываются на специальную контрольную карточку номера всех фондов от первого по порядку до последнего самого большого номера последнего поступления (и профильные, и непрофильные).
2. Учет фондов, взятых на учет в архиве, но карточки на которые еще не присланы в ГАУ. Этот учет производится следующим образом. Пусть поступило 200 карточек на 200 фондов, номера этих фондов от 1 по 300. На контрольной карточке записываются все номера от 1 до 300. Затем вычеркиваются 200 номеров поступивших карточек. Остаток в 100 номеров показывает количество не поступивших от архива карточек, но уже взятых архивом на учет.
3. Учет непрофильных фондов, переданных данным архивом по принадлежности. Эти номера записываются на специальной карточке. По номеру нужный фонд можно найти в картотеке; на такой карточке обыкновенно пишется, куда, в какой архив этот фонд передан. Номер, присвоенный фонду в архиве-приемщике, как правило, не указывается.
4. Учет карточек, возвращенных архиву для исправлений (в специальной книге).
5. Учет общего количества карточек, поступивших от архивов (так же по книге).
6. Кроме того, в специальную книгу вносятся данные из паспорта каждого архива о количестве фондов на 1 января текущего года, т. к. этих сведений ЦФК не может дать ни по одному государственному архиву.
Больше того, ЦФК в своем настоящем виде не может дать ответа и на вопрос: сколько фондов из числа включенных в картотеку хранится в данном архиве, т. к. сведения об изменениях в составе фондов не вносились уже несколько лет. Все эти многочисленные виды учета фондовых карточек вводились, очевидно, постепенно и вызывались непосредственно самой системой работы ЦФК.
ЦФК, находясь в составе 2-го отдела, обязан облегчить работу отдела, т. к. именно через ЦФК имеется возможность установить контроль за выявлением и передачей непрофильных фондов, а также предотвратить уничтожение целых фондов путем выделения док[ументальных] матер[иалов] в макулатуру. Однако ЦФК не выполняет даже этих простейших задач, т. к. сведения об изменениях в составе фондов не вносились в картотеку за много лет. В силу этого каталог оказался засоренным карточками переданных из данного архива [непрофильных] фондов и дублетными карточками на эти же фонды по тем государственным архивам, в которые эти фонды поступили. Кроме того, это же обстоятельство приводит к безнаказанному и бесконтрольному уничтожению таких фондов, как [фонд] астраханского генерал-губернатора и др. Если бы сведения об изменениях в составе фондов своевременно изучались отделом и вносились в картотеку, то подобные случаи можно было бы своевременно предотвратить.
Законно поставить вопрос: «Что дает ЦФК другим отделам Управления?» Ответ на этот вопрос необходимо дать очень краткий и очень печальный: «Ничего».
Отделы научно-издательский, научно-методический, оперативной и научной информации предпочитают обходиться при помощи своего подсобного справочного аппарата. На его создание, в частности по 3-му отделу, затрачивается масса времени и сил как со стороны сотрудников отдела, так и со стороны гос[ударственных] архивов. Все вышеуказанные отделы за справками предпочитают обращаться не в ЦФК, а непосредственно в гос[ударственные] архивы. Так же в большинстве случаев поступают [отделения] экспертизы и комплектования нашего отдела.
Орг[анизационно]-инспекторскому отделу ЦФК также не оказывает помощи в работе. Вместо того, чтобы что-то давать этому отделу, ЦФК, наоборот, берет от него точные сведения по учету фондов в гос[ударственных] архивах, т. к. даже этой своей святой обязанности каталог в настоящее время не выполняет.
Отсутствует ли вообще использование каталога? Нет, это использование есть, но оно является случайным и эпизодическим. К ЦФК обращаются тогда, когда есть запас времени и еще больший запас терпения.
Что дает ЦФК госархивам? От гос[ударственных] архивов ЦФК получает карточки на фонды, а дает им разъяснения, касающиеся правил определения арх[ивного] фонда и порядка заполнения карточек, хотя об этом ясно и точно изложено в инструкции по учету, возвращает неправильно составленные карточки и рассылает обзоры по учету фондов в гос[ударственных] архивах. Наиболее ценный вид помощи архивам – это обзоры, но они очень редки в практике работы отдела: за 9 лет после окончания ВОВ было составлено лишь два обзора по учету фондов, а издавать их следовало бы ежегодно.
Что дает ЦФК отделению учета? Сотрудникам отделения ЦФК дает постоянную однообразную работу по изучению карточек. Одновременно ЦФК является кормушкой для лиц, работающих на договорных началах.
Итак, практически ЦФК не используется в работе отделений экспертизы и комплектования, а также в работе 1, 3, 4, 5-го отделов Управления. Помощь, оказываемая ЦФК гос[ударственным] архивам, минимальна, т. к. ограничена вопросами составления фондовых карточек и отчасти фондирования док[ументальных] материалов.
В чем же причина столь незначительной пользы каталога, на создание которого затрачены, очевидно, уже миллионы рублей?
Непосредственная причина такого положения заключается в современном состоянии ЦФК:
1. В каталог включены десятки тысяч фондовых карточек, а справочный аппарат к ним отсутствует. Найти какой-либо фонд по его названию, не зная заранее архива, в котором он хранится, в 99 случаях из 100 практически невозможно. Сделать тематическое выявление фондов по определенному вопросу также невозможно. Имеющийся предметно-алфавитный каталог является крайне неполным, а его классификатор предельно примитивен. На тысячи фондов предметно-алфавитные карточки не составлены, а тысячи таких карточек не включены даже в этот примитивный каталог.
2. В результате того, что в ЦФК не вносятся сведения об изменениях в составе фондов, каталог перестал отражать действительное положение вещей, т. к. учитывает по архивам фонды, которые в них уже не хранятся, а куда они переданы, как правило, остается неизвестным, даже в тех случаях, когда на карточке делается отметка об их передаче.
Причина подобного состояния ЦФК заключается в стиле работы по его комплектованию. Характерной особенностью поступления фондовых карточек является то, что поступление их ничем не регулируется. ГАУ постоянно требует быстрейшей присылки фондовых карточек, и уже много лет дождь из фондовых карточек засыпает Управление. Отдел не справляется с их обработкой. В силу этого создается многотысячный запас неизученных фондовых карточек. От отдела начинают требовать ускорения темпов работы. Темпы ускоряются, но это ускорение происходит за счет того, что совершенно снимается работа по внесению изменений по составу фондов, свертывается до минимума работа по составлению научно-справочного аппарата к ЦФК, не остается времени для составления обзоров по учету. В итоге многотысячный запас неизученных фондовых карточек сохраняется, а ЦФК постепенно приобретает свой современный, недоступный для использования вид.
Почти за два года моего пребывания в отделе я не помню такого производственного собрания, на котором не ставился бы вопрос о работе ЦФК. Но все меры, которые принимались после этих собраний, сводились к тому, чтобы ускорить темпы изучения карточек путем усиления напряженности в работе со стороны сотрудников отделения учета и путем привлечения к этой работе сотрудников Управления и архивов в вечернее время по сдельной выработке.
Это, возможно, дало бы свои положительные результаты, если бы одновременно отдел не требовал от архивов присылки все новых и новых карточек. Теперь, когда учет фондов в архивах в основном завершен, начали требовать пересоставления карточек, представленных до 1947 г. Следовательно, поток карточек имеет тенденцию к увеличению, а не к сокращению. А это практически сводит на нет всю проделанную работу, т. к. усилия работников отделения будут по-прежнему сосредоточиваться на изучении карточек, а не на приведении ЦФК в порядок, пригодный для использования.
Запущенность ЦФК в настоящее время стала тормозом для дальнейшего увеличения темпов изучения карточек и включения их в каталог со стороны сотрудников отделения, т. к. заставляет их вести большую и сложную учетную документацию по учету фондовых карточек, отнимающую очень много времени.
В отделении ведется: 1. Книга поступления карточек, в которую записываются номер отношения, архив и количество поступивших карточек. 2. Книга учета изученных карточек, в которой фиксируются номер отношения, при котором поступили изученные карточки, [название] архива, количество возвращенных архиву карточек из этой партии, количество карточек, включенных в каталог, и роспись исполнителя. 3. Контрольные карточки на каждый архив. При помощи этих карточек: а) учитываются крайние номера, присвоенные фондам, хранящимся в данном архиве, в соответствии с присланными карточками; б) учитываются номера фондов, хранящихся в архиве, карточки на которые в ЦФК не представлены; в) учитывается общее количество карточек, включенных в каталог по данному архиву; г) учитываются фонды: объединенные, утраченные во время ВОВ, списанные в макулатуру, переданные в другие архивы; д) учитывается количество карточек каждого поступления, количество возвращенных и количество включенных карточек в ЦФК. Все эти виды учета проводятся по каждому изученному поступлению карточек.
Основное назначение контрольных карточек: иметь хотя бы относительный учет фондов, требовать от архивов присылки карточек, следить за тем, чтобы один и тот же номер не присваивался в данном архиве нескольким фондам, т. е. их назначение приспособлено исключительно к осуществлению контроля за поступлением карточек. В дальнейшем, при завершении комплектования ЦФК, на основании данных этих карточек каталог по каждому архиву был бы очищен от непрофильных, переданных [в другие архивы] фондов; от фондов, утраченных во время ВОВ и посредством экспертизы, т. е. был бы приведен в соответствие с действительным положением вещей.
Я за неделю работы в отделении учета изучал карточки трех архивов: ЦГАДА, ЦГИА СССР в Москве и Ленинграде и убедился, что контрольная карточка находится в порядке лишь для ЦГАДА. Карточки по ЦГИА СССР в Москве и Ленинграде запущенны, и пользоваться ими невозможно. На основании контрольной карточки по ЦГИА СССР в Ленингр[аде] в каталоге должно быть 338 карточек, а их оказалось два больших ящика; по ЦГИА СССР в Москве ни одна из вновь поступивших карточек не была отмечена в числе отсутствующих номеров. Таковы частные недостатки, которые, очевидно, имеются и по другим контрольным карточкам.
Общим недостатком контрольных карточек, снижающим их ценность для последующей работы по приведению каталога в порядок, является то, что они фактически не учитывают передачи непрофильных фондов, т. к. эти сведения за много лет погребены в необработанных сведениях об изменении в составе фондов. Отмеченные недостатки обесценивают контрольные карточки и затрудняют их практическое использование.
4. Когда в отделении спрашивают, сколько фондов хранится в том или ином архиве, сотрудники его прибегают не к помощи ЦФК, а к паспортам государственных архивов. Чтобы иметь эти сведения, ведется еще одна форма учета по каждому гос[ударственному] архиву. В этой форме записывается: количество фондов, хранящихся в архиве; количество фондов, взятых архивом на учет; количество карточек в каталоге; количество фондов, переданных, утраченных, объединенных, что в известной степени дублирует контрольную карточку. Все эти формы учета отнимают много времени и в то же время не оправдывают своего прямого назначения, а вместе с этим не делают ЦФК пригодным для использования. Однако обойтись без них в данное время также нельзя.
Для того чтобы привести ЦФК в порядок, необходимо: 1. Временно прекратить новые поступления фондовых карточек. 2. Ликвидировать имеющийся завал карточек. 3. Внести в каталог все изменения в объеме и составе фондов. 4. Изъять из каталога все карточки на переданные непрофильные фонды, [а также на] фонды, утраченные во время ВОВ и в процессе варварской экспертизы д[окументальных] м[атериалов]. 5. Составить отдельные картотеки на фонды, утраченные во время ВОВ и в процессе экспертизы. Взять на спец[иальный] учет непереданные непрофильные фонды. 6. Карточки на переданные непрофильные фонды уничтожить, если на них поступили карточки от архивов-приемщиков. Остальные – использовать как контрольные. 7. Пересмотреть классификатор алфавитно-предметного каталога и закончить составление этого каталога. 8. После проведения всех этих работ возобновить комплектование ЦФК, но не в стихийном, а в плановом порядке, и начать научное и практическое широкое использование ЦФК.
Все это надо сделать к 1 января 1955 г.
Таковы первые впечатления от новой работы. Буду об этом говорить на собрании.
04.04.1954 г.
Говорил, но толку никакого. На следующем собрании поставлю вопрос о нецелесообразности ведения в нашем отделе каталога на д[окументальные] м[атериалы] секретного хранения, т. к. ведение его отнимает много времени, а практически эта картотека нужна лишь 3-му отделу для оперативно-справочной работы. Пусть 3-й отдел или целиком возьмет к себе всю имеющуюся картотеку, или же прикомандирует к нашему отделу специального человека для ведения ее.
По приказу МВД СССР от 23 октября 1953 г. во всех архивных органах в 1954–1955 гг. должен быть налажен пофондовый учет д[окументальных] м[атериалов], хранящихся в ведомственных архивах. <…>
19.08.1954 г.
Кажется, надо возобновить старые традиции и хотя бы изредка кое-что записывать в дневничок.
20.08.1954 г.
Сорвалось общеминистерское[S] комсомольское мероприятие: лекция на тему «Коммунистическое воспитание молодежи и [борьба] с пережитками капитализма в сознании людей».
[Не ранее 6 января 1955 г.][T]
6 января газеты сообщили, что 1 января в библиотеке им. В.И. Ленина вскрыты пакеты с текстом «Дневника военных лет» Ромена Роллана, переданные автором на хранение в библиотеку в 1934–1935 гг. Дневник содержит 2650 стр[аниц], отпечатанных на машинке, с поправками, сделанными рукой автора. Сейчас организуется перевод рукописей на русский язык, а затем будет предпринято их издание.
[Не ранее 8 января 1955 г.][U]
8 января в газетах опубликована речь Н.С. Хрущева на Московском собрании комсомольцев и молодежи, отъезжающих на целину[37]. Никита Сергеевич похвастался, что закон о налоге с холостяков и бездетных введен по его инициативе, что закон этот является очень хорошим законом, т. к. способствует увеличению народонаселения Советского Союза и дает средства для помощи многодетным матерям. Н[икита] С[ергеевич] посоветовал отъезжающим как можно скорее жениться на новом месте, т. к. это соответствует интересам государства.
В небольшой речи весьма много моментов, смахивающих на дружелюбно-снисходительное похлопывание по плечу. В целом стиль речи страдает ненужным упрощенчеством, напоминающим лапотную народность. Это, очевидно, произошло от желания быть ближе к массе.
РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 158. Л. 1–8. Автограф. Синие чернила.
[A] Обращение к себе: «Всеволод Васильевич», «Севка» характерно для манеры дневникового письма В.В. Цаплина и встречается в его записях еще 1940-х гг.
[B] Имеется в виду аспирантура Историко-архивного института, с 1947 г. – Московского государственного историко-архивного института (МГИАИ).
[C] Основы марксизма-ленинизма.
[D] Здесь и далее опущены фрагменты, касающиеся личной жизни автора дневника.
[E] Так в документе. Возможно, текст не дописан.
[F] Здесь и далее подчеркнуто автором.
[G] Помета В.В. Цаплина от 18.09.1995 г.: «Все они затерялись, и ничего страшного в этом нет».
[H] Имеется в виду Бережковская набережная.
[I] Центральный государственный литературный архив СССР.
[J] Помета В.В. Цаплина: «Их нет».
[K] О ней см. также запись от 06.10.1952 г.
[L] Правильно: Пограничных войск МВД СССР.
[M] Речь идет о М.А. Звягинцевой.
[N] Правильно: «Экономические проблемы социализма в СССР».
[O] Далее приписка В.В. Цаплина от 28.02.1954 г.: «И до сих пор результатов никаких».
[P] Чаще всего в литературе используется определение «Мюнхенский сговор».
[Q] Датируется по документам личного фонда В.В. Цаплина. (РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 1, 157.)
[R] Центральный фондовый каталог ГАУ МВД СССР – Главархива СССР.
[S] Имеется в виду МВД СССР.
[T] Датируется по содержанию документа.
[U] Датируется по содержанию документа.
[1] Нефедова Софья Васильевна – в 1955–1982 гг. работала в научно-издательском отделе, отделе НСА Главархива СССР.
[2] Директором МГИАИ в 1950–1962 гг. была Рослова Анна Сергеевна (1904–1977).
[3] Главное архивное управление МВД СССР, с апреля 1953 г. по февраль 1954 г. – Центральное архивное управление МВД СССР.
[4] Лукин Михаил Алексеевич – в 1945–1953 гг. начальник отдела кадров ГАУ МВД СССР.
[5] Санина Валерия Владиславовна (Лера) – однокурсница Цаплина. В 1954–1983 гг. работала в отделе информации и научного использования архивных документов Главархива СССР.
[6] Дегтярева Генриэтта Николаевна (Гета) – однокурсница Цаплина.
[7] Кравченко Андрей Гаврилович (1924–1994) – однокурсник Цаплина. Работал в Главархиве СССР, Центральном архиве ВЦСПС, в том числе заместителем директора.
[8] Лобачкова (Суханова) Ольга Павловна – однокурсница Цаплина, в 1952–1991 гг. работала в ЦГИА СССР в Ленинграде, в том числе главным хранителем фондов.
[9] Пузанова Таисия Васильевна (Тася) – однокурсница Цаплина.
[10] Червяков Василий Алексеевич – в архивной службе с 1945 г., в 1975–1985 гг. заместитель директора по научной работе ЦГОА СССР (Особого архива).
[11] Черных Вадим Алексеевич – окончил МГИАИ в 1948 г. Работал в Главархиве СССР, с 1963 по 1972 г. заместитель директора ЦГАЛИ СССР, затем в Археографической комиссии Академии наук. Кандидат исторических наук. Исследователь творчества и биографии А.А. Ахматовой.
[12] Иваницкая (Ханукашвили) Людмила (Люся) – однокурсница Цаплина.
[13] Бескровный Любомир Григорьевич (1905–1980) – специалист в области истории армии и флота Российской империи. Доктор исторических наук, профессор.
[14] Кузнецова Л.В. (Люся) – однокурсница Цаплина.
[15] ЦГАКФФД – с 1941 по 1967 г. Центральный государственный архив кинофотофонодокументов СССР, затем разделен на ЦГАКФД СССР и ЦГАЗ СССР.
[16] Колесников Иван Филиппович (1872–1952) – историк-архивист, профессор кафедры вспомогательных исторических дисциплин МГИАИ.
[17] Рубина Нина Васильевна (1931–2016) – сестра Цаплина, окончила МГИАИ в 1954 г. Работала в архивах Центрального аэрогидродинамического института им. проф. Н.Е. Жуковского и Музея авиации и космонавтики.
[18] Овчинников Реджинальд Васильевич (1926–2008) – однокурсник Цаплина, участник войны. Работал в ЦГАДА СССР, преподавал в МГИАИ, с 1971 г. в Институте истории СССР АН СССР. Доктор исторических наук, автор работ по истории Пугачевского восстания, его отражения в литературе и др.
[19] Речь идет о Писанове Аркадии Пантелеевиче (1918–1984) – муже сестры Цаплина Алевтины (в замужестве Писановой).
[20] Беляева Лидия Сергеевна – в 1948–1983 гг. работала в отделе комплектования, экспертизы и учета архивных фондов, научно-издательском отделе Главархива СССР.
[21] Устюгов Николай Владимирович (1896–1963) – доктор исторических наук, крупный специалист по вспомогательным историческим дисциплинам, профессор кафедры истории СССР досоветского периода МГИАИ. Старший научный сотрудник Института истории АН СССР.
[22] Речь идет о статье Цаплина, написанной в начале 1953 г. на основе 3-й главы его дипломной работы «Источники по истории посадского солеварения на Русском Севере (Ненокотское Усолье Двинского уезда) в XVI – начале XVII в.». Н.В. Устюгов дал благожелательную рецензию, но статья осталась неопубликованной. (РГАЭ. Ф. 777. Оп. 1. Д. 47. Л. 256–260.)
[23] Готвальд Клемент (1896 – 14 марта 1953 г.) – президент Чехословакии.
[24] Фарж Ив (1899–31 марта 1953 г.) – французский политик и общественный деятель, один из руководителей французского (с 1948 г.) и международного Движения сторонников мира. Публицист, писатель, художник.
[25] Речь идет о кампании, развернувшейся против группы видных советских врачей, в основном еврейского происхождения, обвиненных в заговоре и убийстве ряда советских лидеров, но прекращенной в марте 1953 г. после смерти И.В. Сталина.
[26] Стыров Василий Дмитриевич (1906–1994) – генерал-майор, начальник ГАУ МВД СССР в 1947–1953 гг.
[27] Мусатов Борис Иванович (1909–1978) – начальник ГАУ МВД СССР в 1953–1954 гг. Заместитель начальника Архивного управления МВД РСФСР в 1955–1978 гг.
[28] Голубцов Ефим Иванович – начальник отдела комплектования ГАУ МВД СССР (с 1953 г. – 2-го отдела) в 1944–1956 гг.
[29] Кривошеин Лев Николаевич – начальник отдела научного использования документальных материалов и информации ГАУ МВД СССР в 1953–1960 гг.
[30] Круглов Сергей Никифорович (1907–1977) – после смерти И.В. Сталина, когда министерства внутренних дел и государственной безопасности были объединены в единое ведомство под руководством Л.П. Берии, 11 марта 1953 г. был назначен первым заместителем министра внутренних дел СССР. После ареста Л.П. Берии 26 июня 1953 г. назначен на освободившуюся должность министра внутренних дел СССР.
[31] Корейское соглашение о перемирии, подписанное 27 июля 1953 г., положило конец боевым действиям между КНДР и Республикой Корея, начавшимся 25 июня 1950 г. Однако официального окончания Корейской войны объявлено не было.
[32] Зверев Арсений Григорьевич (1900–1969) – с 1938 по 1960 г. нарком – министр финансов СССР. В феврале–декабре 1948 г. заместитель, 1-й заместитель министра финансов СССР, один из авторов денежной реформы 1947 г.
[33] Речь идет о Кричевской Ядвиге Игнатьевне. (См.: ГАРФ. Ф. Р‑5325. Оп. 11. Д. 256. Л. 115.)
[34] Приказ начальника ГАУ МВД СССР от 10 декабря 1953 г. № 212. (Там же. Д. 257. Л. 88.)
[35] Новое Положение о ГАФ СССР, о проекте которого пишет В.В. Цаплин, было утверждено постановлением Совета министров СССР от 13 августа 1958 г. № 914. Ранее действовало Положение о ГАФ СССР 1941 г.
[36] Имеется в виду указ Президиума Верховного совета СССР «О передаче Крымской области из состава РСФСР в состав УССР» от 19.02.1954 г. (См.: Ведомости Верховного совета СССР. 1954. № 4.)
[37] 7 января 1955 г. в Большом театре Н.С. Хрущев выступил с докладом на Московском собрании комсомольцев и молодежи, изъявивших желание поехать на освоение целинных и залежных земель.